Международная научно-практическая конференция «Победа в Великой Отечественной войне как историческое событие в жизни еврейского народа» была посвящена обсуждению роли Советского Союза и стран союзников по антигитлеровской коалиции в спасении еврейского народа от угрозы полного уничтожения со стороны нацистского режима.

9 мая 1945 года, когда вступил в силу Акт о безоговорочной капитуляции Германии, завершивший Великую Отечественную войну, пришлось на 26 Ияра по еврейскому календарю. Идея сохранения этой даты в качестве праздника Дня Спасения и Освобождения (Йом Шихрур вэ Ацала) стала для многих евреев данью памяти борцам с фашизмом, положившим конец задаче физического истребления целого народа.

Директор Института государственной службы и управления Игорь Барциц отметил, что проведение конференции – продолжение работы по взаимодействию с религиозными организациями, которая ведется Институтом, кафедрой религиозно-конфессиональных отношений. Конечно, инициатива по увековечиванию в еврейском календаре освобождения от нацистского гнета не могла остаться незамеченной. День Победы – это праздник всех участников антигитлеровской коалиции, всех народов, пострадавших от чумы ХХ века – фашизма и нацизма, но особый смысл он имеет, конечно, для  народов бывшего Советского Союза.

Для еврейского народа война была страшным бременем истребления нации по этническому признаку, поэтому память о той трагедии живет в каждой еврейской семье, передается от поколения к поколению. О страшных потерях своих близких рассказывал на конференции каждый ее участник. И каждый вспоминал смысл священной фразы «Спасший одну душу – спас целый мир».

Павел Зенькович Начальник Управления Президента Российской Федерации по общественным проектам на конференции зачитал приветствие от Президента Российской Федерации Владимира Путина. «Уверен, День Спасения и Освобождения станет большим торжественным, объединяющим праздником для еврейских общин нашей страны и зарубежных государств, будет способствовать укреплению религиозных, духовных, исторических традиций российских евреев, патриотическому воспитанию подрастающего поколения», – подчеркнул Президент в послании.

Бывший президент Израиля, нобелевский лауреат Шимон Перес в своем видеообращении выразил благодарность еврейского народа: «Это величайшее событие. Русские заплатили сумасшедшую цену, вряд ли мы праздновали бы победу без Красной армии. Никто не может игнорировать вклад России в победу над величайшей угрозой. Евреи и русские – партнеры в страданиях и победе».

Новый праздник учреждается по инициативе вице-президента Российского еврейского конгресса, президента Благотворительного фонда горских евреев СТМЭГИ Германа Захарьяева, который предложил внести дату празднования Победы в религиозный календарь. Инициатива получила благословение главных раввинов России, Израиля и европейских стран. Ее также одобрили известные израильские политики и общинные лидеры. В этот день в синагогах всего мира возносятся благодарственные молитвы за воинов Красной армии и армий союзников. В своем выступлении Герман Захарьяев призвал присутствующих почтить минутой молчания всех погибших в этой страшной войне. «Самые важные события еврейский народ увековечивает в календаре. Мы должны высоко ценить подвиг русских солдат, которые ценой собственной жизни спасли евреев от нацизма», – подытожил спикер.

В рамках конференции главный раввин Израиля Исраэль Меир Лау представил свою книгу воспоминаний «Сквозь глубины. Рассказ мальчика из Бухенвальда, который, наконец, вернулся домой». Особо трогательно прозвучал его рассказ о советском солдате Федоре Михайличенко. Сам еще совсем мальчишка, Михайличенко спас маленькому Меиру Лау жизнь в лагере. «В повседневной жизни русский Федор заботился обо мне, как отец заботится о сыне… После своего освобождения я праздную день рождения в этот день (день освобождения американскими войсками концлагеря – ред.), ибо, если бы не русский офицер Федор, за мою жизнь нельзя было бы дать и ломаного гроша», – вспоминает раввин на страницах своей книги. Долгие годы Исраэль Меир Лау, не знавший о своем спасителе ничего, кроме имени, не оставлял попыток найти его. Перестройка, открыв границы, дала раввину надежду поблагодарить Федора. К сожалению, двум бывшим узникам не суждено было встретиться, Федор Федорович скончался в 1993 году. Стараниями рава Лау Федору Михайличенко было присвоено звание Праведника мира, его имя внесено в почётный список «Праведников народов мира» в мемориальном комплексе «Яд ва-Шем» (Израиль).

В зале присутствовала дочь солдата, которую участники конференции стоя приветствовали аплодисментами.

Меир Лау призвал присутствующих жить в мире: «Русские и евреи могли умирать вместе, должны и уметь вместе жить в мире и дружбе», – подчеркнул он. Он напомнил также, что с 1939 по 1945 годы евреи были полностью изолированы и не знали, что происходит в мире. В лагеря приходил транспорт с новыми узниками из разных стран, так пленники понимали, что весь мир оказался под властью Гитлера. «Мы не могли поверить, что нас могут освободить. Для нас в этот день, 9 мая, словно засиял ослепительный свет», – сказал раввин и подчеркнул, что евреи были не только жертвами, но и героями: 1,5 млн евреев воевало в армиях союзников.

Чрезвычайный и Полномочный Посол Израиля в Российской Федерации Дорит Голендер вспомнила о своей матери – пленнице концентрационного лагеря Штутгоф. ««Еврейский народ отличается героизмом. Мы умеем ценить добро и никогда не забудем вклад советских солдат в победу над фашизмом. Еврейское государство было создано на пепле шести миллионов евреев, – сказала она. – Наш народ прошел много войн, но ни одна из них не начата Израилем», – сказала г-жа Голендер и подчеркнула, что диалог между еврейской и христианской общинами – залог терпимости и толерантности.

После этого выступили главные раввины России Берл Лазар и Адольф Шаевич. «Для нашего народа этот день – благодарность российскому солдату. Сегодня мы должны говорить спасибо всем солдатам, но, в первую очередь, Богу. Главное чтобы каждый понимал, что то, что будет с нацизмом, зависит от каждого из нас», – отметил Берл Лазар.

Все меньше свидетелей тех лет остается в живых, появилось огромное количество домыслов о том, кто внес больший вклад в победу, считает Адольф Шаевич. «Мы всегда помним заслугу русского народа, который понес самую большую потерю в этой войне, – подчеркнул Адольф Шаевич. – Нет плохих народов, а есть плохие люди – это главный урок, который мы должны вынести и делать все, чтобы этого не повторилось».

В мероприятии приняли участие: раввин Пинхас Гольдшмидт, президент Российского еврейского конгресса Юрий Каннер, а также представители Администрации Президента, Правительства, Государственной Думы Российской Федерации, Правительства Москвы, посольства Израиля и посольства Германии в Российской Федерации, ученые, общественные и политические деятели.

Мария Никифорова

В годы Великой Отечественной войны все народное хозяйство Советского Союза было перестроено для обороны страны, для обеспечения армии и флота оружием, боеприпасами, продовольствием, медикаментами. С запада на восток СССР в течение второй половины 1941 года перевезено более 1,5 тыс. промышленных предприятий (все они были в кратчайшие сроки размещены на новых площадках и выдавали необходимую для фронта оборонную продукцию); для лечения раненных было создано более 3 тыс. госпиталей, действовало почти 4 тыс. эвакопунктов. Все эвакуированные труженики тыла (и члены их семей) нуждались в питании – достаточном, по крайней мере, для поддержания физических сил.

В условиях войны система общественного питания обязана была организовать планомерное снабжение населения и тем самым способствовать укреплению тыла. Необходимо было создать условия для преимущественного снабжения работников военной промышленности и ведущих отраслей народного хозяйства, вовлечь в товарооборот дополнительные внутренние ресурсы, обеспечить развитие подсобных хозяйств для решения важнейших задач поддержания тыла [Чернявский, 1964. С. 110].

Для решения поставленных задач было необходимо не просто перестроить всю существующую систему общественного питания, а так ее модернизировать и приспособить, чтобы она оказалась в состоянии решать сложнейшие задачи, связанные с организацией обслуживания населения в условиях военного времени и нормированного распределения продовольствия.

Стояла задача создания и развития нескольких направлений деятельности общественного питания среди советского населения – для рабочих оборонных предприятий, эвакуируемых из западных районов страны, госпиталей, детских домов и интернатов, школ и детских садов, создаваемых при предприятиях производственных профилакториев [Потапов, 1960. С. 97]. Начинать приходилось с нуля, так как никакого опыта не было (даже времена Гражданской войны не могли дать необходимый материал для создания системы общественного питания в условиях военного времени). Не было и зарубежных аналогов, так как советская система выстраивала механизм собственного функционирования исходя из собственных экономических законов и представлений о государстве и обществе.

Учитывая особенности военного времени, необходимо было создать несколько сетей по организации общественного питания. Стоит отметить, что в указанный выше перечень не попадали колхозники, их питание шло в основном за счет резервов собственного подсобного хозяйства.

Важно помнить, что уже с первых недель Великой Отечественной войны ряд регионов Советского Союза перешел на нормированное обеспечение населения продуктами (что в скором времени распространилось и на всю страну). Все это вполне объяснимо, однако создавало серьезные трудности в обеспечении предприятий общественного питания необходимым запасом продуктов. В начале июля 1941 года были введены нормы отпуска на хлеб и сахар; в конце 1941-го – начале 1942 года – на жиры, мясо, рыбу. Страна перешла «на военные рельсы» и в сфере снабжения населения продовольствием, и в системе общественного питания.

Опять, как и совсем недавно, в конце 1920-х – первой половине 1930-х годов, устанавливались разные нормы отпуска продовольствия для различных групп населения. Рабочие предприятий оборонной промышленности получали снабжение по так называемой «первой категории» (от 800 граммов до 1-1,2 килограмма хлеба в сутки); иных предприятий – по «второй категории» – 500 граммов хлеба; иждивенцы (инвалиды) и дети до 12 лет – по 300-400 граммов. Стоит напомнить, что хлеб был далек от тех норм, которые действовали в довоенное время, количество брало верх над качеством. Привилегированная часть советского общества (руководящие партийные и советские работники, партийный аппарат, сотрудники НКВД, высший офицерский состав) имели особую систему снабжения, которая значительно отличалась в количественном и качественном отношении от общегражданской и представляла собой государственную тайну.

В то же время были вскрыты факты плохой обеспеченности продовольствием ряда столовых. В частности, в годы Великой Отечественной войны имели место частые перебои в снабжении предприятий общественного питания самым необходимым – мукой, подсолнечным маслом, крупами, картофелем, ассортимент их был практически всегда однообразным. Но в результате проверок и принимаемых мер предприятия общественного питания значительно увеличили выпуск продукции собственного производства.

Если в 1940 году было выпущено 8,1 млрд блюд, то в 1944 году – 15,8 млрд, а в 1945 году – 15 млрд[1]. Увеличение шло, конечно, в ущерб качеству и разнообразию, но в условиях военного времени два последних фактора вполне закономерно отходили на второй план.

К началу 1945 года удельный вес общественного питания в общей реализации продовольственных товаров составлял около 30% (в 1940 году – 20,7%). Услугами предприятий общественного питания пользовалось не менее 25 млн человек. Причем часть населения – иждивенцы, дети, инвалиды войны – пользовалась определенными льготами [Смирнова, 1996. С. 18].

Так, для тружеников, выполняющих и перевыполняющих нормы плановых заданий на оборонных предприятиях, приказом Народного комиссариата торговли СССР от 24 октября 1942 года выдавалось дополнительное горячее питание из ресурсов подсобных хозяйств, включающее 50 граммов мяса или рыбы, 50 граммов крупы, 10 граммов жиров и 100 граммов хлеба. В условиях военного времени эти граммы многим спасали жизнь и стимулировали работоспособность тружеников тыла.

Большое внимание уделялось организации питания социально незащищенных слоев населения.

Для инвалидов войны были организованы столовые закрытого типа, для них выделялись продукты по отдельному списку: сливочное масло, творог, мясные продукты[2].

Дополнительное усиленное и диетическое питание было организовано для детей (в первую очередь – воспитанников детских домов и интернатов, прибывающих на эвакопункты вместе с родителями). Такого рода мероприятиями было охвачено 1,5 млн детей в 1943 году, в 1944 году – 2,5 млн, а в 1945 году – 3,6 млн [Кирсанов, 1966. С. 34-37]. Конечно, ассортимент блюд был однообразен, но достаточно питателен, чтобы дети не занимались пропитанием самостоятельно.

В областных и районных центрах проводились постоянные проверки детских столовых и пунктов питания, в которых было организовано трехразовое питание: завтрак из одного блюда, обед из двух блюд, ужин из одного блюда. Проверками установлено, что питание детей в столовых удовлетворительное, меню состоит из мясных, рыбных и молочных блюд. Обследованием пунктов питания детей и иждивенцев (а также инвалидов войны) занимались и торговые комиссии при Советах депутатов трудящихся.

Работниками системы общественного питания создавались подсобные хозяйства, благодаря которым удавалось обеспечивать детей овощами. Подсобные хозяйства создавались и при профилактических центрах, и при госпиталях.

Все эти меры смогли предотвратить возможность массовых детских (и не только) смертей от голода или болезней, вызванных систематическим недоеданием.

Таким образом, в период Великой Отечественной войны общественное питание усилило свою социальную составляющую, что укрепило его позиции в хозяйственной структуре национальной экономики Советского Союза [Цыретарова, 2010. С. 40; Шалак, 2000. С. 300]. И это, несмотря на то, что сеть предприятий серьезно пострадала во время войны.

В первую очередь сократилось количество обслуживающего персонала (мужчины были призваны в действующую армию), уменьшился ассортимент (острая нехватка продуктов, оборудование, ставка не на разнообразие блюд, а на объемы произведенной продукции).

Стоит обратить внимание на деятельность в годы Великой Отечественной войны ресторанного сектора общественного питания. Конечно, большую часть ресторанов и кафе пришлось закрыть, в силу хотя бы фактора нормативного обеспечения населения продовольствием и уменьшения посетителей.

В то же время в крупных городах (в первую очередь – в Москве, а также в Свердловске, Перми, Новосибирске, Владивостоке) рестораны действовали. В народе их называли «коммерческими», но не из-за передачи в руки частных предпринимателей, а из-за правил установления цен на предоставляемые услуги.

Кто был посетителями подобного рода заведений? В основном – старший и высший офицерский состав (действующей армии и спецслужб), управленцы высшего звена (оборонная промышленность), работники высшего партийного звена, представители дипломатического корпуса, иностранные журналисты – все, чей заработок не составляли только продовольственные карточки. И таких было немало, поскольку рестораны работали круглосуточно.

Только в 1944 году стали открываться новые пункты общественного питания (рестораны, кафе, рюмочные, закусочные), на улицах вновь начали продавать мороженое. Ставку делали на развитие двух категорий общепита: первая – столовые и рестораны; вторая – дешевый общепит – пивные, чайные, закусочные, рюмочные, точки «Соки-воды», ларьки, киоски, палатки [Лимонов, С. 44].

Интересен и тот факт, что уже к 1945 году количество ресторанов в Москве выросло. Самыми известными были рестораны «Астория», «Националь» и ряд других. О высоком качестве услуг, а также о ценах в этих ресторанах писала и зарубежная пресса.

В заключение следует сказать, что в тяжелейших условиях Великой Отечественной войны перед общественным питанием были поставлены сложнейшие задачи: не сохранение свободного времени обывателя, а спасение населения от голода в условиях  нормативного отпуска продовольствия. Приходилось решать важные, порой несвойственные ему вопросы: обеспечение питанием эвакуационных пунктов и госпиталей, оздоровительных профилакториев.

Персонал заведений общественного питания в военные годы смог перестроить всю свою работу, подчинив ее единому лозунгу: «Все для фронта, все для победы!».

Литература

Кирсанов К.А. О питании детей и подростков в годы Великой Отечественной войны. М.: Знание, 1966.

Лимонов А.П. Перестройка деятельности Наркомата торговли СССР в условиях военного времени. М.: Минторг СССР.

Потапов П.П. Снабжение населения СССР продовольствием и промышленными товарами в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 годы). М.: Воениздат, 1960.

Смирнова JI.B. Продовольственное снабжение гражданского населения Северо-Западного региона РСФСР в период Великой Отечественной войны: на материалах Ленинградской, Псковской, Новгородской областей. СПб. 1996.

Цыретарова Б.Б. Продовольственное обеспечение населения Бурятии в 1941–1945 годы: карточная система и общественное питание // Новый исторический вестник. 2010. № 24.

Чернявский У.Г. Война и продовольствие. Снабжение городского населения в годы Великой Отечественной войны (1941–1945). М.: Наука, 1964.

Шалак А.В. Социальные проблемы населения Восточной Сибири (1940-1950 годы). Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2000.

[1] Российский государственный архив экономики, Ф. 7971. Оп. 8. Д. 35.

[2] Российский государственный архив экономики, Ф. 7971. Оп. 7. Д. 14.

9 мая, в день празднования 70-летия Победы в Великой Отечественной войне, в Лёйсдене, маленьком голландском городке, в часе езды от Амстердама, Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации в Королевстве Нидерландов Роман Колодкин от имени Президента Российской Федерации Владимира Путина вручил благодарность за сотрудничество в военно-мемориальной области журналисту, подданному Королевства Нидерландов Ремко Рейдингу.

За короткой официальной фразой наградного листа скрыты почти 20 лет работы, поиска, любви, надежды, печали. И, главное – убежденности, что по-другому нельзя.

В самом конце XX века молодой, еще совсем неопытный сотрудник газеты «Амерсфортский вестник» Ремко Рейдинг взялся за редакционное задание – разузнать что-нибудь о родственниках советских солдат, покоящихся на Поле Славы – участке городского кладбища Лёйсдена на границе с Амерсфортом. Выросший в этих местах, облазивший с друзьями мальчишками все окрестности, Ремко, конечно, знал здесь все тропинки, все закоулки, каждый булыжник городской мостовой. Но солдатские могилы в тот раз увидел впервые. По-голландски ухоженные, чистые, бесконечными рядами уходящие вдаль одинаковые памятники потрясли журналиста: у этого порядка не было лица. Да, на каждом надгробии под пятиконечной звездой кириллицей было высечено имя. Было известно, что здесь лежат узники фашистского концлагеря, но что именно это за люди, через что им пришлось пройти, никто не знал. Никогда здесь не видели и родственников, навещающих своих близких, покоящихся под небольшими светлыми плитами.

«Я пытаюсь представить себе, что здесь лежат не безымянные солдаты из далекой страны, но такие же, как и я, обычные ребята. Всем им тоже по двадцать два, и они совсем не знают, что такое война. Кто эти парни, где и как они выросли, чем они увлекались и к чему стремились? Я думаю об их семьях, о родителях, потерявших сыновей, о женах, овдовевших совсем молодыми, и о детях, выросших без отцов. У меня в голове не укладывается, что никому из родственников этих солдат даже не сообщили о том, какая судьба постигла их близких», – пишет Ремко Рейдинг в своей книге «Дитя Поля Славы», выдержавшей уже четыре издания в Голландии и, наконец, переведенной и изданной на русском.

С этого дня жизнь Ремко резко и кардинально изменилась. Рейдинг погрузился в изучение архивов, встречался с официальными лицами и обычными людьми, со свидетелями тех страшных лет, собирал информацию… Каждый найденный полуистлевший клочок бумаги со стертыми буквами рождал особенную радость, будто прорастая в Рейдинге незримой связью, дружбой и благодарностью к покоящимся здесь людям.

– Вы были совсем молоды. Как реагировали на поиски ваши ровесники, знакомые, соседи? Вас считали странноватым, этаким «архивным червем»? – спрашиваю, чтобы лучше понять человека, посвятившего себя восстановлению и сохранению нашей памяти.

– Странноватым? Не знаю, об этом я не задумывался. Возможно, кто-то и считал. Но вокруг всегда были люди, которые говорили со мной, вспоминали, изучали вместе со мной архивы, посылали запросы, переводили. И знаете, таких людей было достаточно много. Их всегда достаточно много, если ты занят нужным делом.

Первое, что стало понятно – Советское Поле Славы, кладбище всех советских солдат, погибших либо ранее похороненных на территории Нидерландов. Это три большие группы: 101 советский военнопленный из полицейского лагеря Камп Амерсфорт; 691 солдат перезахоронен из лимбургской деревни Маргратен, которую освобождали американцы; 73 умерших в разных концах Голландии человека. Всего 865 могил. Место «сбора» мертвых русских.

Единственная фотография двух изможденных, измученных людей с высокими скулами (видимо, многие пленные были родом из Узбекистана или других азиатских республик СССР) и несколько карандашных портретов, сделанных заключенным Де Вилде, архитектором-чертежником по профессии, – все, что осталось от ста одного военнопленного из Советского Союза, что нашли свой конец в гитлеровских застенках. Да еще страшные свидетельства выживших узников – людей разных национальностей, для которых, по мнению нацистов, появление здесь большевистских унтерменшей (недочеловеков – нем.) должно было стать неоспоримым аргументом в поддержку нацистской Германии. Страницы книги Ремко Рейдинга, посвященные издевательствам над советскими пленными, пронизаны очень личными болью, печалью и скорбью. Хотя его собственная семья никак не была связана с трагическими событиями в Камп Амерсфорте. Но война все же настигла Ремко – на рубеже веков.

К сожалению, попытки найти имена этих людей, погибших от истощения и издевательств в самом лагере, а также жертв массового расстрела 9 апреля 1942 года в ближайшем лесу, пока ничего не дают. Тщательно составленные картотеки пунктуальных хозяев лагеря были уничтожены ими перед паническим бегством в конце войны.

Рейдинг сосредоточился на тех найденных документах, которые могли  дать хоть какую-то информацию. Эти бумаги связаны с двумя другими группами похороненных в Лейсдене советских граждан – зачастую в них значились только имя и фамилия, да еще и с ошибками. Как же искать родных этих давно умерших людей? Через год упорных поисков Ремко был близок к отчаянию, он почти был готов отказаться от желания разыскать родственников солдат. Но Поле Славы его не отпускало.

Некоторые сведения удалось получить у пастора, специалиста по временным захоронениям в Маргратене, в Центральном архиве Министерства обороны Нидерландов обнаружились несколько коробок с документами. Ремко штудирует эти документы, и внезапно взгляд наталкивается в одном из них на графу «Emergency Address» (адрес для связи в случае опасности – англ.). На латинице, с ужасающими ошибками, видимо, на слух записаны адреса жен, матерей, родственников более тридцати солдат!

Настала пора отправиться в Москву. А оттуда – в Крым, где, судя по документам, могли жить те, кого Рейдинг непременно должен был разыскать. В Алуште у журналиста  появляются помощники: «Похоже, будто бы весь город начал спешную поисковую операцию», – вспоминает он в своей книге. Все ищут Hanila Kowalj, родственницу Petr Kowalj. По предположениям, это Галина Коваль, родственница Петра Коваля. Скорее всего, их имена были искажены непривычными к русской фонетике писарями. Шаг за шагом, с помощью местного радио и телевидения Ремко Рейдинг узнает историю этой семьи.

Молодые, счастливые супруги Галина и Петр Коваль остановили свои часы, когда Петр уходил на фронт, в знак того, что время прекращает свой бег, когда они не вместе. Сын Ковалей Толик в четырехлетнем возрасте умер от дифтерии, не получив достаточной медицинской помощи в оккупированном Крыму. Дочь, родившаяся после ухода отца на фронт, не прожила и двух недель. А потом Галине пришло известие, что Петр пропал без вести. Она не теряет надежды, что он жив, потому и не заводит их часы.

Галина так и не узнала, что Петр Коваль покоится на Советском Поле Славы в Лёйсдене в Нидерландах. Она умерла 10 декабря 1990 года в полном одиночестве, но не потеряв надежды. Вместе с ней похоронили часы, показывавшие минуту расставания с любимым мужем. Такова была ее последняя воля.

Информация была собрана, картина сложилась, результат был получен. Но Рейдинг не достиг своей цели. Никого из этой семьи не осталось. Некому было сообщить, где покоится их муж, сын, брат, отец.

Помощники Ремко тем временем передают ему еще один адрес. На этот раз в Ялте. Третий этаж обычной пятиэтажки. Деревянная дверь, которую открывает крепкий мужчина невысокого роста с серебристо-седыми волосами. Ремко со своим спутником объясняют, что разыскивают след Владимира Ботенко.

«Это мой отец!» – у мужчины наворачиваются слезы. Его зовут Дмитрий. Дмитрий Ботенко.

Спустя некоторое время у Ремко Рейдинга родился сын. Его назвали Дима.

«За многие годы поисков и исследований я стал чувствовать себя на Поле Славы как дома. Это кладбище для меня – все меньше место скорби и все больше – источник жизни. Если вначале советские солдаты казались мне безликими мертвецами из далекой страны, то теперь они ожили благодаря фотографиям и рассказам их родственников, которых мне удалось найти. Все они обрели собственное лицо» – именно об этом и написана книга «Дитя Поля Славы».

Всего к сегодняшнему дню Ремко Рейдинг смог отыскать родственников 198 похороненных в Лёйсдене советских солдат. И это – его Бессмертный полк.

Лидия Корнилова

P.S. Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации выражает глубокую признательность Ремко Рейдингу за выступление перед студентами в канун празднования 70-летия Великой Победы.

Исследования финансов СССР в период Великой Отечественной войны носят фундаментальный характер, раскрывая различные вопросы функционирования финансовой сферы в военное время. Денежные отношения являются не только выразителем экономической жизни, но и тесно взаимодействуют с социальной и политической сферами. Поэтому изучение рассматриваемых вопросов в историческом контексте имеет большое значение для решения общественных проблем настоящего времени, когда на наших глазах происходит разрушение целых государств.

В качестве методологической базы прежде всего необходимо использовать представления экономической науки о функциях денег. Следует отметить, что проводимая в годы Великой Отечественной войны политика в области финансов способствовала укреплению доверия к деятельности государственной власти и консолидации общества.

Доверие граждан достигалось благодаря уверенности в том, что государственные деньги расходуются по назначению, и отсутствует фактор наживы. Улучшение положения одних социальных групп за счёт других было не только неприемлемо на уровне высокой общественной идеи, но и пресекалось в результате взаимодействия государственной власти и общества на практике.

Исследователи отмечают значительный патриотический подъём, консолидацию общества и высочайший авторитет государственной власти, что выражалось, например, в колоссальных пожертвованиях в фонд обороны. Мотивы таких пожертвований лежали не только в плоскости их «добровольно-принудительного» характера, что так же, как отмечается в научной литературе, имело место, но и были результатом уверенности населения в необходимости таких действий и в их последствиях.

Важно отметить, что деятельность государственного финансового контроля, осуществляемая различными ведомствами, служила не только для проверки целевого характера использования государственных средств, но и повышения эффективности в разных областях хозяйственной деятельности. Этому способствовало понимание руководством страны особенностей практического проявления функций денег. Сохранение стабильности денежного обращения в критический для страны момент стало безусловным императивом государственного управления. Способность экономики СССР выстоять после потери значительного производственного и сельскохозяйственного потенциала, обеспечение итоговой военной и экономической победы свидетельствует об успешности проводимой политики в области денежного обращения.

Рассмотрение проблем управления в финансовой сфере следует построить с учётом принятых в экономической науке представлений о функциях денег. Анализ военной экономики СССР показывает, что проявлению функции денег, как меры стоимости, уделялось значительное внимание, это позволяло принимать важные управленческие решения. Перед тем как обратиться к конкретным историческим примерам, следует сделать некоторые пояснения: указанное выше «идеальное» проявление функции денег как меры стоимости возможно в случае отсутствия составляющих спекулятивного увеличения цены, то есть проявлений каких-либо механизмов влияния на цену, отличных от общественно необходимых затрат труда. В принципе, государственная мобилизационная экономика СССР в части, касающейся, например, промышленного производства, отвечала указанному требованию. Поэтому сопоставление стоимости различных товаров являлось действенным инструментом выявления резервов производительности труда, а также повышения эффективности расходования всех видов ресурсов.

Начальный период Великой Отечественной войны характеризовался значительными расхождениями в отпускных ценах различных заводов на однородную продукцию. Например, бронелист «2п» поставлялся Магнитогорским и Кузнецким комбинатами по 700 руб. за единицу, Выскунским – по 1,1 тыс. руб., Чусовским – по 1,3 тыс. руб. [Сазанов, 2005. С. 89]. Наряду с таким положением вещей, обусловленным факторами технологического характера, обострилась проблема дифференциации и повышения отпускных цен из-за необходимости эвакуации промышленности в восточные районы СССР, работы предприятий в новых усложнившихся условиях хозяйствования, характеризующихся, например, временными разрывами устоявшихся производственных связей.

Так, например, на имущество связи из действовавших в начале войны цен прейскурантными были только 15% [Сазанов, 2005. С. 89]. Остальные – временными. Исходя из этого, была поставлена задача установления единых цен на однотипные виды продукции. Для осуществления данного решения предпринимался ряд мер, среди которых отметим появление в составе Финансового управления Наркомата обороны отдела цен и калькуляции. Данный отдел изучал издержки производства на предприятиях-поставщиках военной продукции, проводил анализ плановых и отчётных данных о себестоимости продукции. Кроме того, на предприятиях в структуру военных представительств были введены так называемые «инженеры-калькуляторы», осуществляющие контроль за себестоимостью продукции, а также поиск резервов для её уменьшения. На должность инженеров-калькуляторов подбирались работники с высшим экономическим или инженерно-экономическим образованием. Были разработаны методические материалы по осуществлению проверки и анализа сметных и отчётных калькуляций, проводилось целенаправленное обучение кадров [Сазанов, 2005. С. 90].

Благодаря проводимой работе, по итогам 1942 года удалось достичь экономии за счёт снижения себестоимости продукции военного назначения около 9,7 млрд руб. К примеру, цена самолёта «Ил-2» в 1942 году на трёх заводах составляла 203, 191 и 225 тыс. руб. за единицу, а уже в 1943 году она была в диапазоне от 162 до 175 тыс. руб. По некоторым видам вооружений удалось в несколько раз снизить цену, например, на пистолет-пулемёт Шпагина (ППШ) с 400 до 140 руб. за единицу [Сазанов, 2005. С. 91].

Такое развитие событий имело место не только в 1942–1943 годы, где эффект от подобных мер был максимальным из-за того, что многие виды продукции ещё только ставились на поточное производство, и происходило приведение производственных норм в соответствие с военным временем. В условиях существенного снижения влияния этих факторов всё равно достигалась экономия за счёт рационализации производства. Так, за 1944 год экономия составила около 1 млрд руб., а за 1945 – около 1,3 млрд руб. [Сазанов, 2005. С. 91].

Важно, что за приведенными суммами экономии стоят реальные дополнительно произведенные единицы продукции. Их выпуск стал возможным, во многом благодаря скрытым производственным резервам, обнаруженным в результате целенаправленно проводимой работы. Так, только за счёт снижения себестоимости продукции в авиационной промышленности с 1943 года до конца войны дополнительно произведено 8 790 самолётов [Куделина, 2005. С. 8].

Приведенные примеры наглядно демонстрируют проявление функции денег как меры стоимости в военной экономике СССР. Таким образом, выявляется уровень понимания этой проблемы со стороны органов управления и контроля за государственными финансами СССР, позволивший наладить системную и всеобъемлющую работу, в результате которой достигнута оптимизация в реальном секторе экономики.

Рассмотрим функцию денег как средства обращения. Примеры из практики военной экономики СССР показывают, что даже в сложившихся условиях деньги продолжали играть роль «кровеносной системы» экономики, обусловливая и делая возможным функционирование производственных цепочек. Так, уже к 1940 году 87% всех поставок в Красную Армию производились по договорам в рамках товарно-денежных отношений. Расходы на вооружение, боевую технику, боеприпасы занимали одно из первых мест в смете расходов Наркомата обороны. В 1944 году их удельный вес составлял 35%, и они продолжали расти опережающими темпами по сравнению с остальными видами расходов. Всего за период Великой Отечественной войны из общей суммы, потраченной Наркоматом обороны на вооружение, 43% приходилось на артиллерийское, 30% – на авиационное, 21,9% – на бронетанковое и автотракторное, 5,1% – на прочее вооружение. Данные расходы осуществлялись централизованно в 99% случаев, но 1% всё-таки расходовался на местах (в воинских частях, ремонтных базах и мастерских) на закупку некоторых запасных частей, инструментов и так далее. Значительная часть из них приходилась на Ленинградский фронт, который в условиях блокады города осуществлял оплату за поставки продукции с 60 предприятий города.

Большая работа была проведена по обеспечению финансовой дисциплины в военных поставках. Если в начале войны план использования ассигнований по основным управлениям Наркомата обороны выполнялся на 70–77%, то в 1942 году уже на 89%, а в последние годы войны – на 99%. Этого удалось достичь, в частности, путем совершенствования процедур планирования и исполнения расходов, сообразно требованиям обстановки. Были разработаны и приняты постановлением Совнаркома СССР «Основные условия поставки продукции для военных организаций». Введён акцепт счетов и платёжных требований представителями военной приёмки, что позволяло не допустить оплату некачественной или некомплектной продукции [Сазанов, 2005. С. 88‑90].

Были усовершенствованы и правила расчётов с предприятиями за поставляемую продукцию. Так, в начале войны 80% стоимости самолёта оплачивалось после его выпуска из сборочного цеха, а 20% после облёта и приёмки заказчиком. При таком порядке завод-изготовитель был недостаточно заинтересован в сдаче продукции заказчику. В начале 1942 года пропорции были изменены ровно в противоположную сторону (20% – при выпуске, 80% –после окончательной сдачи). Это позволило снизить задержки окончательной сдачи продукции [Зеленков, 2005. С. 98]. Налицо примеры верного понимания и использования в управлении функции денег как средства обращения.

С точки зрения проблематики финансового контроля, рассмотренная выше работа финансовых специалистов концептуально очень похожа на проведение аудита эффективности. Например, в рамках общепринятой в мире терминологии, лежащей в основе аудита эффективности, в наиболее развитых странах выделяют три уровня эффективности:

• экономность – минимизацию стоимости ресурса не в ущерб качеству;
• продуктивность – максимальный уровень достижения непосредственных результатов расходования средств (например, максимизация выпуска продукции надлежащего качества за единицу времени);
• результативность – приводят ли полученные непосредственные результаты расходования средств к достижению запланированных конечных, общественно значимых результатов.

Безусловно, в то время уровень результативности по совокупности понятных причин напрямую не оценивался. Однако по двум первым уровням шла, как было показано, непрерывная кропотливая работа, которая принесла вполне измеримый положительный результат. Были снижены закупочные цены и повышена производительность всей военной экономики. Хотя в то время и не существовало теоретически оформленной концепции «аудита эффективности».

В данных примерах просматриваются черты разных видов и форм контрольной деятельности [Вознесенский, 1973]. Внутреннего и внешнего, предварительного (например, визирование платёжных документов военными представителями) и последующего контроля (ревизии финансово-хозяйственной проверки смет), экономического анализа. Очень важно, что контроль (в том числе финансовый) на практике играл роль функции управления, а не рассматривался изолированно, не был вырван из управленческого цикла. Это ещё одно свидетельство того, что, во-первых, совершенствование государственного финансового контроля как системы должно базироваться на чётком понимании задач, которые стоят перед системой государственного управления в целом. Во-вторых, применение и совершенствование тех или иных его концепций должно осуществляться с учётом возможности их встраивания в практику соответствующих систем управления. В-третьих, успешное проведение как финансового анализа, так и аудита эффективности, предполагает глубокое погружение и понимание проверяющим совокупности внутренних процессов проверяемого объекта, связи процессов и результатов его основной деятельности. Это предъявляет требования как к процедуре аудита эффективности, так и к квалификации аудиторов. В ряде случаев такие исследования могут представлять продолжительный процесс, выполняемый на проверяемом объекте во взаимодействии с ответственными исполнителями его основной деятельности.

Государственный финансовый контроль должен стать эффективным элементом системы государственного управления социально-экономическими процессами, а не просто изолированной системой выявления нарушений в финансовой области. Это подтверждается проведенным нами анализом периода Великой Отечественной войны.

До сих пор мы рассматривали проявления функций денег лишь с точки зрения функционирования мобилизационной экономики по принципу «Всё для фронта, всё для победы». И это неудивительно, ведь итоговый результат, который без преувеличения в тот момент был очевиден для абсолютного большинства членов советского общества, перевешивал все проблемы и личные ограничения, связанные с его достижением. Однако так дела обстояли не во всех случаях, и власти были вынуждены сознательно ограничивать возможные неизбежные проявления некоторых функций денег так, чтобы это не стало угрозой для конечного результата.

Рассматривая деньги как средство платежа, следует прежде всего обратиться к анализу наличных доходов и возможностей их использования в повседневном потреблении. Обратившись к историческим исследованиям, можно почерпнуть информацию об уровне наличных ежемесячных доходов разных групп населения. Например, рядовой состав Красной армии в начале войны получал ежемесячно от 22 руб. (срочная служба) до 300 руб. (некоторые виды сверхсрочной службы). Для офицеров с началом войны оклады остались прежними, но добавились так называемые «полевые». Минимальный оклад командира взвода составлял 625 руб. (две буханки хлеба), командира роты – 750 руб. (две буханки и кусок мыла), батальона – 850 руб., полка – 1,2 тыс. руб., дивизии – 1,6 тыс. руб., командира корпуса – 2 тыс. руб.

Председатель Госплана СССР Николай Вознесенский в своей работе «Военная экономика СССР в период Отечественной войны» отмечал, что среднемесячная зарплата рабочих в союзной промышленности (существовали предприятия союзного и республиканского подчинения) выросла с 375 руб. в 1940 году до 573 руб. в 1944 году (на 53%). Причем в черной металлургии она достигла 697 руб., а в угольной промышленности – 729 руб. Заработная плата инженерно-технических работников в этот же период возросла с 768 руб. до 1,2 тыс. руб., а в черной металлургии она достигла 1,7 тыс. руб., в угольной отрасли – 1,5 тыс. руб. На уровне республик доходы были меньше [Вознесенский, 2003. С. 221].

Теперь сравним эту информацию с данными о ценах на основные виды потребительских товаров [Госкомстат СССР, 1990. С. 193–196, 198–201].

Таблица 1. Максимальные цены различных товаров в период Великой Отечественной войны.

Нами взяты максимальные значения цен за весь период войны по каждой группе товаров. Обычно максимальные цены на товары (кроме нормированных цен) имели место с конца 1942 года по первую половину 1944 года, затем общий уровень коммерческих и рыночных цен стал существенно понижаться, тем не менее, значительно превышая нормируемые.

Очевидно, говорить о том, что функция денег, как средства платежа, играла очень значимую роль в том виде, как мы привыкли это видеть в мирное время, не приходится. Снабжение подавляющего большинства населения осуществлялось в рамках нормируемой торговли, где участие денег сводилось к тому, что они уходили из рук населения так, чтобы они вновь могли играть роль меры стоимости и средства обращения в мобилизационной экономике. При этом, на наш взгляд, нельзя полностью отрицать значение денег как средства платежа, в том числе и на бытовом уровне. Дефицитные товары хотя бы изредка, но могли приобретаться.

Государственная власть СССР в целом справилась с задачей обеспечения централизованного снабжения населения в рамках малозначимости рыночного проявления функции денег как средства платежа. Это подтверждается данными о численности гражданского населения, находившегося на снабжении продовольственными товарами. На март 1943 года к ним относились 50 млн человек, достигнув максимума в 72 млн человек в сентябре 1946 года [Госкомстат СССР, 1990. С. 205]. Также большое распространение получило снабжение населения на местном уровне. Например, в форме развития и поощрения подсобных хозяйств предприятий. Через отделы рабочего снабжения на предприятиях служащие к концу войны получали до 38% картофеля и до 59% овощей [Муравьёва, 2010. С. 127]. По-видимому, это было и одним из факторов снижения цен свободного рынка в конце войны, о чём мы упоминали выше. Сама ситуация с ценами на ненормируемые товары разнилась. Например, в исследовании ситуации в городе Магнитогорске отмечается: «Ошибочно думать, что карточная система была способна обеспечить всеми товарами первой необходимости. В основном население было вынуждено покупать в магазинах или на рынках города необходимые им промтовары по коммерческим ценам. Заметим, что среднемесячная зарплата рабочего на Магнитогорском металлургическом комбинате в 1941 году составляла 451 руб. Тогда как литровая кринка производства артели «Энергия» стоила 1 руб. 24 коп., полулитровая кружка – 1 руб. 7 коп.; по артели «Большевик»: трикотажный свитер детский – 12 руб., мужской – 50 руб.» [Гаврилькова, 2015. С. 27].

Особое проявление имела функция денег в качестве средства накопления. В условиях военной экономики наличие на руках у экономических субъектов значительной ликвидности создаёт повышенную инфляционную нагрузку и может повлечь за собой нарушения функционирования финансовой системы в целом. Кроме этого, очевидно существенное возрастание нагрузки на государственный бюджет из-за увеличения военных расходов. Поэтому необходимо было всячески способствовать притоку наличности в пользу государства. Местные власти проводили мероприятия, направленные, в том числе на усиление товарообмена между городом и деревней на основе товарно-денежных отношений. Например, организация закупок продукции личных подсобных хозяйств по фиксированным ценам плюс предоставление гарантий фиксированной цены на наиболее важные для таких хозяйств товары: сено, корма для скота и тому подобное [Гаврилькова, 2015. С. 12–16]. Организация так называемой «встречной торговли» (одновременной продажи крестьянами излишков продукции и кустарями-ремесленниками или артелями непродовольственных товаров) на колхозных рынках. Эти меры хотя и имели некоторый эффект, но всё-таки не могут быть признаны полностью удачными. Это объясняется как недостаточной эффективностью работы местных властей, неразвитостью инфраструктуры колхозных рынков, медленными темпами ввода новых необходимых торговых площадей, так и объективной нехваткой товаров всех видов в условиях военной экономики.

В ряде исследований отмечается, что стабильность финансовой системы могла быть обеспечена только при поддержке населения. Так, по данным Н.А. Вознесенского, добровольные пожертвования в фонд обороны составили 94,5 млрд руб. [Вознесенский, 2003. С. 250]. Многие единицы боевой техники несли на себе надписи, такие как: «Челябинские колхозники» (танки), «Малый театр фронту» (эскадрилья истребительной авиации), «Дмитрий Донской» (танковая колонна, созданная на пожертвования православных верующих).

Резюмировать анализ использования функций денег в период Великой Отечественной войны можно словами Н.А. Вознесенского: «деньги и в период военной экономики СССР играли роль экономического инструмента, пользуясь которым Советское государство осуществляло контроль за общественным производством и распределением продуктов. Деньги как мерило издержек производства и обращения служат орудием учёта и контроля за себестоимостью, издержками производства и ценами. Деньги как средство обращения служат для сохранения устойчивых государственных розничных цен на предметы первой необходимости. Деньги как средство платежа и накопления обслуживают мобилизацию сбережений трудящихся на нужды Отечественной войны» [Вознесенский, 2003. С. 252].

Труд финансовых работников в годы войны был полон не только тягот и лишений военного времени, но подчас и смертельной опасности. Финансовые работники воевали и погибали в боях на фронте. В первый период Великой Отечественной войны наличность для выплат денежного довольствия и нужд воинских подразделений подвозилась непосредственно на фронт. Очевидно, что в этих условиях финансовые работники несли смертельные риски, проявляли мужество и героизм, спасая или уничтожая денежные средства, когда это было неизбежно, чтобы они не достались врагу. В ходе войны была усовершенствована система безналичных расчётов, так что к 1943 году их удельный вес составлял уже более 70% по выплатам денежного довольствия [Куделина, 2005. С. 9]. Это имело не только положительные экономические последствия, но и позволило сохранить жизнь многим финансовым работникам.

Вот что говорят исследователи о жизни и деятельности военных финансовых работников в блокадном Ленинграде. «С 7 ноября 1941 года резко уменьшился паёк и для военнослужащих управления фронта. Финансовый отдел фронта размещался в одном из домов. В нём не только работал, но и жил личный состав финансового отдела. С наступлением зимы к голоду прибавился холод. Отопительная система вышла из строя, а для печного отопления дров было очень мало. В помещении стоял такой холод, что приходилось работать в шинелях и головных уборах. Перестал работать водопровод. Воду брали из Невы. Не стало электрического освещения. Использовали коптилки. Начались непрерывные бомбёжки и артобстрелы». Инспектора-ревизоры были вынуждены обходить объекты пешком, часто из одного конца города в другой, ведь транспорт не ходил, а бензина для машин не было. Такие обходы осуществлялись в условиях бомбёжек, холода, от которого негде было укрыться, хронического недоедания и недосыпа ревизоров [Гребенюк, 2005. С. 135].

В заключение скажем, что экономические, в частности, денежные отношения в период Великой Отечественной войны явились фактором, консолидирующим общество, способствовавшим сохранению политической стабильности в условиях значительных личных трудностей, если такими словами вообще уместно выражать сложившуюся в тот момент личную драму десятков миллионов наших соотечественников.

Литература

Вознесенский Н.А. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. М.: Издательский дом «Экономическая газета», 2003.

Вознесенский Э.А. Финансовый контроль в СССР. М.: Юридическая литература, 1973.

Гаврилькова К.Е. Система муниципального обеспечения снабжения населения г. Магнитогорска в годы Великой Отечественной войны. Магнитогорск: Магнитогорский Государственный технический университет им. Г.И. Носова, 2015.

Госкомстат СССР. Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. Статистический сборник. М.: Информационно-издательский центр, 1990.

Гребенюк В.М. Работа финансового отдела Ленинградского военного округа в годы войны. // Финансовое обеспечение армии и флота в годы Великой Отечественной войны и задачи Службы экономики и финансов Министерства обороны Российской Федерации в современный период. М.: Военинформ, 2005.

Зеленков В.И. Особенности финансового обеспечения ВВС в годы Войны. // Финансовое обеспечение армии и флота в годы Великой Отечественной войны и задачи Службы экономики и финансов Министерства обороны Российской Федерации в современный период. М.: Военинформ, 2005.

Караваева И.В. Вклад населения в формирование бюджетных доходов в годы войны и послевоенного восстановительного периода (1941–1950 годы). // Экономика Победы. К 65-летию Победы СССР в Великой Отечественной войне. М.: Институт экономики РАН, 2010.

Куделина Л.К. Финансовое обеспечение армии и флота в годы Великой Отечественной войны и задачи службы экономики и финансов на современном этапе строительства вооружённых сил. // Финансовое обеспечение армии и флота в годы Великой Отечественной войны и задачи Службы экономики и финансов Министерства обороны Российской Федерации в современный период. М.: Военинформ, 2005.

Муравьёва Л.А. Финансовая система СССР в испытаниях военных лет // Экономика Победы. К 65-летию Победы СССР в Великой Отечественной войне. М.: Институт экономики РАН, 2010.

Сазанов П.М. Финансовое обеспечение поставок вооружения и военной техники, опыт организации контроля за ценообразованием на продукцию военного назначения в период Великой Отечественной войны. // Финансовое обеспечение армии и флота в годы Великой Отечественной войны и задачи Службы экономики и финансов Министерства обороны Российской Федерации в современный период. М.: Военинформ, 2005.

 70-летний юбилей разгрома германского фашизма стал поводом для начала в Европе и мире идеологической кампании, преследующей цель пересмотреть роль СССР в поражении вооруженных сил фашистской Германии.

Причины этого понятны. Тегеранско-Ялтинская конструкция мира, сформировавшаяся к концу Великой Отечественной войны, была разрушена поражением СССР в войне холодной. Хельсинкские соглашения 1975 года, в которых главной идеей было сохранение нерушимости границ, перестали действовать. На территории Восточной и Центральной Европы образовались новые государства, радикально изменились политические режимы в странах, прежде входивших в Совет экономической взаимопомощи и участвовавших в Варшавском договоре. Политической реальностью стало то, что существенной частью формирующейся государственной идеологии этих стран стала переоценка причин и итогов войны.

Можно утверждать: мы столкнулись с беспрецедентной по своим масштабам попыткой отнять у России – наследницы Советского Союза – право быть победителем или, как минимум, обесценить роль нашей страны в победе во Второй мировой войне. Более того, влиятельные политические силы в странах Запада пытаются возложить на Советский Союз и Германию равную ответственность за начало войны, а победа интерпретируется как продолжение Советским Союзом оккупации части Европы иными средствами, как замена фашистского режима на советский тоталитарный.

Не стихают утверждения, в том числе и в отечественной историографии, что СССР готовился напасть на Германию, и гитлеровская агрессия – не более чем превентивная мера.

Можно утверждать, что подобные тенденции будут только усиливаться в ближайшие десятилетия. Существенно и то, что споры о характере и последствиях войны уже давно перешагнули академические пороги и приобрели актуальное политическое измерение. Напомню хотя бы о том, что дискуссии о пакте Молотова-Риббентропа на Съезде народных депутатов СССР и Верховном Совете СССР стали частью подготовки к выходу из Советского Союза Литвы, Латвии, Эстонии, Молдавии, а претензии к России – как наследнику СССР – переросли в попытки ряда стран требовать у нашей страны компенсаций за оккупацию.

Таким образом, необходимость в новом научном осмыслении характера Второй мировой и Великой Отечественной войны приобретает для отечественной историографии не только собственно научный, но и очевидный политический смысл.

Ключевым звеном в такой интерпретации истории войны стал договор о ненападении Германии и СССР, а также секретные протоколы к этому договору, подписанные 23 августа 1939 года. Напомню предысторию появления этого документа. В условиях постоянно возраставшей угрозы новой войны, развала Версальской системы устройства мира, нараставшего военного потенциала нацистской Германии руководство СССР пыталось обзавестись союзниками в составе так называемого «Восточного пакта». Советский Союз был готов вместе с Францией и Англией защитить Чехословакию осенью 1938 года. О том, что заявление СССР не было пустыми словами, свидетельствовали серьезные военные приготовления, которые начали проводиться с лета 1938 года в Киевском особом военном округе. Однако неожиданные соглашения Англии, Франции и Италии с гитлеровской Германией 29 сентября 1938 года не только выдали Чехословакию Германии, но и серьезно подорвали доверие советского руководства к вероятности совместных действий против возможной германской агрессии.

Новый затяжной тур переговоров между Францией, Англией и СССР о возможности заключения советско-англо-французского пакта о взаимной помощи напоролся не только на подозрительность и недоверие несостоявшихся союзников, но и на техническую невозможность непосредственного участия Красной Армии в совместных военных действиях, так как СССР не имел общей границы с Германией. Польское руководство категорически и последовательно отказалось от участия в системе коллективных усилий по обеспечению безопасности в Европе.

Польша была связана с Германией договором о ненападении, заключенным в 1934 году. В ходе переговоров, которые польский министр иностранных дел Ю. Бек вел в январе 1939 года в Берлине с Гитлером и Риббентропом, стороны заверяли друг друга в необходимости союза Германии и Польши против России. «Германия, – заверял Гитлер, – будет заинтересована в сохранении сильной независимой Польши, совершенно независимо от положения дел в России. Безразлично, идет ли речь о большевистской, царской или какой-либо иной России, Германия всегда будет относиться к этой стране с предельной осторожностью, и поэтому Германия крайне заинтересована в сохранении Польшей своих позиций. С чисто военной точки зрения, наличие сильной польской армии снимает с Германии значительное бремя…» [Документы и материалы… 1981. С. 5]. Ему  вторил Ю. Бек: «Господин Бек, – записал чиновник германского МИДа, – не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю» [Документы и материалы… 1981. С. 11, 16–17].

Фашистская Германия допустила Польшу к разделу Чехословакии в марте 1939 года, когда она заняла часть территории Чехословакии – Тешинскую Силезию и небольшие области на севере Словакии.

Всю весну и лето 1939 года переговоры СССР с Англией и Францией проходили по формуле: СССР настаивал на возможности прохода своих войск через территорию Польши, эти требования последовательно отклонялись польским руководством. По мере этих переговоров требования СССР к Англии и Франции как потенциальным союзникам росли: нужны были гарантии непосредственного участия западных стран в военных действиях против возможного агрессора – Германии. Кроме того, советское руководство ожидало, что Англия и Франция окажут нажим на Польшу и Румынию с тем, чтобы советские войска в случае возникновения конфликта могли воспользоваться их территорией. Стали звучать призывы включить в систему взаимной безопасности не только Польшу и Румынию, но и страны Прибалтики и Финляндию.

В Кремле нарастало сомнение в возможности трехстороннего соглашения. Польское правительство последовательно отказывалось участвовать во франко-советско-британском альянсе, Гитлер дал знать, что он готов и дальше рассматривать ряд территорий Словакии как объект торга с Польшей, сохранялось подозрение, что потенциальные союзники – Англия и Франция – заключат с Гитлером новое соглашение по образцу мюнхенского и оставят СССР один на один с явно усиливавшейся Германией, имевшей в качестве стратегического союзника Японию, не скрывавшую своих претензий к территории советского Дальнего Востока.

Основания для таких подозрений подогревались тем фактом, что английская дипломатия, параллельно с переговорами с СССР об антигерманском пакте, вела в Берлине в июле-августе 1939 года консультации о возможности заключения англо-германского соглашения, «включающего, – по словам Хораса Вильсона, главного советника правительства Великобритании по вопросам промышленности, – отказ от нападения на третьи державы, что начисто освободило бы британское правительство от принятых ими на себя в настоящее время гарантийных обязательств в отношении Польши, Турции и так далее…» [Документы и материалы… 1981. С. 150–157, 193–194].

Однако обращение Хораса Вильсона было воспринято в высшем руководстве Германии «как дальнейшее свидетельство слабости Англии», а министр иностранных дел Риббентроп был убежден, что «в случае германо-польской войны Англия не выступит на стороне Польши» [Документы и материалы… 1981. С. 294].

Разочарование в невозможности заключения действенного соглашения с Англией и Францией, подозрения, что СССР сам может стать объектом сделки по образу и подобию мюнхенской, подтолкнул советское руководство к переговорам с Германией. 3 августа 1939 года нарком иностранных дел Молотов услышал от германского посла в Москве Ф. Шуленбурга официальное заявление, что «Германия намерена уважать интересы СССР в Балтийском море и не имеет намерений, противоречащих СССР в Балтийских странах. … Что касается германской позиции в отношении Польши, то Германия не намерена предпринимать что-либо, противоречащее интересам СССР» [Документы внешней политики СССР, 1992. С. 571–572].

23 августа 1939 года состоялось подписание договора о ненападении между Германией и СССР и секретных протоколов к нему (пакта Молотова-Риббентропа), означавших раздел сфер влияния этих стран в Европе и предусматривавших четвертый раздел Польши и ликвидацию польской государственности.

При оценке этого пакта следует, по моему мнению, принимать в расчет то, что он:

• отражал на то время реалии расстановки политических сил в Европе, атмосферу, приемы, мораль европейской политики, и в этом смысле был не лучше и не хуже заключенного годом раньше Мюнхенского соглашения;
• был и остается, несмотря на все идеологические оценки и политические интерпретации, частью сегодняшней геополитической реальности, поскольку определяет границы Литвы, Польши, Молдавии, Румынии, Финляндии;
• преследовал задачу укрепления международного положения и безопасности СССР;
• восходил к концепции распространения советского влияния на все территории, прежде входившие в Российскую империю.

Несомненно, что заключение пакта Молотова-Риббентропа развязало руки Германии для нападения на Польшу.

Отмечу, что участие в ликвидации славянского государства – Польши, несправедливое отождествление позиций польского руководства и польской государственности стало, по сути, стратегическим просчетом Сталина. Оно привело к приближению границ Германии к СССР, что, в конечном счете, ослабило западные рубежи обороны страны и создало на многие десятилетия вперед проблемы в отношениях нашей страны и Польши.

Эти геополитические приоритеты страны были сформулированы советской внешней политикой в 1939 году и оставались практически неизменными многие десятилетия: они практически полностью были воспроизведены и в безрезультатных переговорах с Англией и Францией в первой половине 1939 года, и в пакте с Германией, и в договорах, достигнутых в Тегеране и Ялте в ходе соглашений «большой тройки», и в советской политике более позднего времени.

Важнейший вопрос – проблема ответственности за такое развитие европейской политики в 1939 году. Выскажу свое личное мнение – она была слишком прагматичной, эгоистичной, замешанной на недоверии к партнерам и противникам (с легкостью менявшихся местами). В этом смысле народы Европы стали жертвами такой политики.

Нападение Германии на СССР в корне изменило характер Второй мировой войны для нашей страны. Прежде всего, оно было неспровоцированным. Нет никаких оснований полагать, что советское политическое руководство вынашивало планы нападения на Германию. Считаю необходимым отмести спекуляции по поводу так называемого протокола заседания Политбюро от 19 августа 1939 года, обнаруженного в фондах Второго бюро французской разведки [Бушуева, 1994. С. 232–233]. Внимательный анализ документа свидетельствует о том, что это – фальшивка, изготовленная германской разведкой и запущенная во Франции с единственной целью – оправдать будущую германскую агрессию против СССР. Доказательствами для такого утверждения служит, прежде всего, тот бесспорный факт, что 19 апреля 1939 года попросту не было заседания Политбюро. Кстати, заседания Политбюро проводились только по четвергам (19 августа 1939 года – суббота). Но ни в пятницу, ни в субботу не было никаких совещаний, где бы Сталин мог выступить с заявлением о будущей политике по отношению Германии. Мне пришлось самому просмотреть все делопроизводство Секретариата, Оргбюро и Политбюро, и не было ни одного вопроса, даже рассматриваемого в особом порядке, где бы в эти дни принималось решение по внешнеполитическим проблемам. Я уже не говорю об абсолютном несоответствии оформления и содержания этого текста правилам, принятым в делопроизводстве Политбюро.

Нельзя считать доказательством превентивных планов нападения на Германию документ под названием «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», разработанного Генштабом Красной Армии и представленных Сталину в мае 1941 года. Этот документ, вызвавший взрыв обвинений в агрессивных умыслах Советского Союза, – не более чем штабная разработка. Проект, кстати, не получил одобрения и не был утвержден Сталиным [Данилов, 1996. С. 136–155]. Следует признать, что к лету 1941 года Красная Армия не была в сколько-нибудь достаточной степени готова к ведению боевых действий. Финская война ясно указала политическому и военному руководству страны на хроническую нехватку командного состава, на низкое качество обучения войск, на недостаточное количество танкистов.

О каких агрессивных, наступательных планах Советского Союза можно говорить, когда в Прибалтийском военном округе командиры танковых дивизий 9 июня 1941 года сообщали, что дивизии обеспечены горюче-смазочными материалами на 6%, автобензином – на 2%. Начальник штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев писал начальнику Генерального штаба Красной Армии Г.К. Жукову 19 мая 1941 года, что «…выполнение плана завоза вооружения и боевой техники по плану снабжения Киевского Особого военного округа в 1941 году до настоящего времени идет крайне медленно. По целому ряду предметов вооружения и боевой техники за истекшие 5 месяцев до 1 мая 1941 года не завезено даже половины запланированного к завозу в первой половине 1941 года планом вооружения войск» [Скрытая правда войны, 1992. С. 32–34]. Следует признать, что к лету 1941 года Красная Армия не была в сколько-нибудь достаточной степени готова к ведению боевых действий.

Понимание реальной слабости, неготовности армии к войне вынуждала Сталина цепляться за пакт Молотова-Риббентропа, стремиться избегать любых возможных провокаций. Полагаю, что именно этим объясняется кажущееся странным стремление Сталина игнорировать данные разведки о готовившемся нападении Германии на СССР. 13 июня 1941 года нарком обороны С. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г. Жуков обратились к Сталину с предложением о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. Сталин уклонился от ответа: «Подумаем» [Жуков, 1969. С. 230–231]. На следующий день Тимошенко и Жуков вновь настаивали на приведении войск в полную боевую готовность. На этот раз Сталин раздраженно возразил: «Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и придвинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!» [Жуков, 1969. С. 231]. Более того, 13 июня было подготовлено, а 14 июня – опубликовано знаменитое сообщение ТАСС, излагавшее официальную точку зрения на состояние советско-германских отношений [Сообщение ТАСС. 1941].

С первых часов, дней и недель война стала мученическим подвигом народа. Разве не чудо, что в условиях фактического развала Западного фронта, растерянности и замешательства высшего руководства страны в первую неделю войны, громадных потерь (только за первый день войны Красная Армия потеряла, по преимуществу на аэродромах, 1,2 тыс. самолетов, противник захватил в первые недели войны 6 тыс. танков из 10 тыс., которые были в пограничных округах) тем не менее удалось обороняться в районе Смоленска, сдержать там танковые колонны Гудериана. Германское наступление, казавшееся непреодолимым нашествием, захлебнулось. Как и в Отечественную войну 1812 года с Наполеоном, захватчики встретили упорнейшее сопротивление в районе Смоленска, позволившее выиграть драгоценное время и организовать оборону.

Война стала поистине народной, где высокий патриотизм сочетался с бесчисленными (в горьком и точном смысле этого слова!) потерями.

В эти часы, дни и недели стали закладываться зерна будущих побед Красной Армии.

Война выявила достоинства так называемого мобилизационного типа советской экономики, которая, функционируя в рамках жестко политически организованного общества, была способна на некоторое время до минимума сократить все потребности и переключить ресурсы страны на нужды фронта.

Экономический потенциал Германии существенно превосходил советский. Уже в 1940 году в Германии было в 2,5 раза больше станков, производилось больше стали, алюминия, угля, чем в СССР[1] [Поздеева, 1995. C. 324–339]. К началу агрессии против СССР в распоряжении Германии оказались промышленность и ресурсы Франции, Австрии, Бельгии, Чехословакии, Голландии, Дании, а также стран-сателлитов – румынская нефть, венгерские бокситы, финский лес. На германскую армию работали заводы этих стран.

Этому мощному потенциалу противостояла советская экономика, пережившая катастрофу 1941 года, потерю трети промышленности, расположенной в западной части СССР.

Людские ресурсы, транспорт, запасы сырья, энергетика, наука – все было переключено на обеспечение армии. Лозунг – «Все для фронта, все для победы» – был не пропагандистским штампом, а реальностью всех сторон жизни страны. Если в 1940 году военная продукция составляла 22% в общем промышленном производстве, то в 1942 году – уже 66%. Заметим, что рост объемов военного производства происходил в условиях сокращения производства электроэнергии, чугуна, стали, проката, то есть в значительно более сложной экономической ситуации [Великая Отечественная война… 1985. С. 807–808]. Эта мобилизация подкреплялась высочайшим уровнем централизации власти и управления, последовательным осуществлением единоначалия в его политическом смысле. Государственный комитет обороны сконцентрировал всю полноту власти – партийной, подменив Политбюро и съезды партии, государственной – дублируя Совет народных комиссаров СССР, законодательной и даже судебной. Благодаря этому удалось практически заново восстановить оборонный потенциал страны и армии, у которой в 1941 году не хватало даже винтовок.

В 1942 году положение решительно изменилось. Было произведено, по отношению к 1941 году, танков – на 274% больше, самолетов – на 62%, артиллерийских орудий – на 213%, боеприпасов – на 60%. Всего в 1942 году советская промышленность произвела 21,7 тыс. самолетов, более 24 тыс. танков, 127,1 тыс. орудий, 230 тыс. минометов. К ноябрю 1942 года СССР ликвидировал свое военно-техническое отставание от Германии [Великая Отечественная война… 1985. С. 807–808].

Новым фактором, ворвавшимся в жизнь страны, стало возрождение религии. Страшный удар, нанесенный большевиками по всем религиозным конфессиям и особенно по Русской православной церкви в 1920–1930 годах, закрытие и уничтожение церквей и монастырей, аресты и казни духовенства, воинствующий (в прямом смысле этого слова) атеизм, казалось, устранили церковь из политической жизни советского общества. Однако война вынудила власти поступиться своими атеистическими принципами. К церкви, как источнику надежды и утешения, обратились в тяжкие дни и годы войны миллионы русских, украинцев и белорусов – тех народов, которые несли основное бремя войны с фашизмом. Русская православная церковь, с первых часов войны занявшая последовательно патриотические позиции, стала одним из факторов государственной идентификации этих народов.

Власти были вынуждены в условиях войны если не изменить прежнее отношение к религии и церкви (что было просто невозможно, учитывая господство коммунистической идеологии), то, по крайней мере, несколько смягчить прежний курс, разрешить выборы патриарха.

В ответ на политическую лояльность церкви государство предложило создать специальный государственный орган – своего рода министерство по церковным делам – Совет по делам русской православной церкви при Совете народных комиссаров СССР, для того, чтобы осуществлять «связи между Правительством СССР и патриархом Московским и всея Руси по вопросам русской православной церкви, требующих решения Правительства СССР»[2]. Одновременно с этим церковь была «встроена» в советскую бюрократическую машину.

С начала войны важнейшим фактором отпора германской агрессии стал русский патриотизм. Сталин призывал вспомнить о славе великих военачальников – Александра Невского, Дмитрия Донского, Козьмы Минина, Суворова и Кутузова. В армию вернулись георгиевские ленты, появились гвардейские полки и дивизии, внедрялась идея славянского братства, солдатский орден Славы заставлял вспомнить о солдатском Георгии, о традициях русской армии. Самому А.С. Щербакову, начальнику Главного политического управления Красной Армии, приписывалось выражение, что сегодняшним «фронтовикам Бородино теперь ближе, чем Парижская Коммуна» [История советской политической цензуры, 1997. С. 140].

Однако ставка только на российский патриотизм имела и свои границы. Прежде всего, обращение к историческому прошлому было политически небезопасно. Историческая легитимность большевизма была, мягко говоря, сомнительной. Революции нелегитимны по своей сути. Воссоздание прошлого создавало предпосылки для возрождения национальных идей как альтернативы коммунистическому интернационализму и самой компартии. Сталин, прекрасно знавший историю России, в полной мере понимал политически положительные и опасные стороны русского патриотизма. Именно он использовал ресурс русского патриотизма на начальном этапе войны. Но он лучше, чем кто-нибудь из тогдашней власти, осознавал опасность использования «русского фактора» против партийной политики. Поэтому уже в 1944 году возрождаются обвинения в «великодержавном шовинизме», адресованные крупнейшим историкам.

Свидетельством ограниченной деидеологизации Советского Союза стало отмежевание советского руководства от идеи мировой революции и в упразднении Коминтерна. 15 мая 1943 года Сталин распустил эту организацию, которая, как он объяснил, «выполнила свою миссию». Это решение должно было стать для западных союзников свидетельством отказа Москвы от планов «мировой революции». Следом за этим утратил роль государственного гимна «Интернационал», оставшийся партийным гимном. В конце 1943 года были опубликованы слова нового гимна СССР, написанные С. Михалковым и Эль-Регистаном – «Союз нерушимый».

Гитлеровское командование исходило из расистских теоретических посылок фашизма о превосходстве германской нации, о необходимости расширения жизненного пространства и о неполноценности других народов – евреев, славян. Генералитет германской армии вполне разделял эти убеждения своего политического руководства. В качестве примера можно привести приказ от 18 декабря 1941 года генерал-фельдмаршала Вальтера фон Райхенау, командовавшего 6-й армией вермахта: «Снабжение питанием местных жителей и военнопленных является ненужной глупостью… Войска заинтересованы в ликвидации пожаров только тех зданий, которые должны быть использованы для стоянок воинских частей. Все остальное, являющееся символом бывшего господства большевиков…, должно быть уничтожено. Никакие исторические или художественные ценности на востоке не имеют значения…» [Нюрнбергский процесс. 1961. С. 345–346].

План «Барбаросса» – план войны Германии против СССР – имел экономический раздел под названием «Ольденбург» и план «Ост» по управлению «новыми землями» на востоке. При разработке этого плана специальное внимание было обращено на то, чтобы разгромить русских как народ, разобщить его, «устранить опасность, которую представляет для нас (нацистов) русский народ».

Армейское командование вполне разделяло и проводило в жизнь установки фашистских идеологов. Повсеместно на оккупированной территории создавались лагеря смерти и гетто, проводились аресты и расстрелы. Истреблению подлежали не только евреи, но и цыгане, партизаны, инвалиды. Сохранились ужасные свидетельства истребления детей в детских домах, санаториях, больницах.

Одной из важнейших целей оккупационной администрации было выкачивание ресурсов. Гитлеровское командование оценило роль колхозов как инструмента принуждения крестьянства и фактически сохранило их на оккупированных территориях Украины, Белоруссии и России. Изменения носили чисто внешний характер. Колхозы были переименованы в «общественные хозяйства», которые должны были работать «согласно указаниям немецкого управления». Работа в этих «общественных хозяйствах» объявлялась обязательной для всех работоспособных членов «общественного хозяйства».

Менее успешной оказалась промышленная политика рейха. Германское командование пыталось наладить производство продукции на заводах на захваченной территории, добычу угля, железной руды, марганца.

Особое место в экономических планах Германии занимало использование рабочей силы. По планам гитлеровского командования на работы должны были быть высланы до 15 млн советских граждан. Целые территории страны обезлюдели. К концу оккупации в Новгороде фактически не осталось целых зданий. Из 2,3 тыс. жилых домов сохранилось с небольшими разрушениями только 40, частично пригодных для жилья[3].

На оккупированной территории развернулась партизанская война.

По мере развития партизанского движения в тыл врага было заброшено более 2 тыс. групп офицеров-разведчиков и радистов, общей численностью до 15 тыс. человек. Подразделениями 2-го отдела НКВД и бригадой особого назначения было уничтожено более 150 тыс. германских солдат и офицеров, убито 87 высших чиновников оккупационных властей [Судоплатов, 1996. С. 149–150].

Вторым направлением в партизанском движении стало движение «снизу», протест граждан против немецкого гнета, попытки убежать и укрыться в деревнях, в лесу от высылки в Германию. К этому следует добавить заранее подготовленную сеть подпольных партийных и партизанских отрядов, которые должны были начинать действовать в случае оккупации.

Желая покончить с партизанами, фашисты организовывали карательные операции, снимая с фронта целые дивизии, оснащенные танками и авиацией. Каратели несли серьезные потери, но главной цели достичь не могли. На оккупированной территории образовывались «партизанские края» – обширные районы, куда оккупанты предпочитали не приходить, здесь люди жили по советским законам, действовала гражданская администрация, партийные и советские органы.

Война стала вынужденным, но от этого не менее важным опытом сотрудничества государств с различными политическими системами. СССР получил от союзников большое количество вооружения, боеприпасов, стратегических материалов, продовольствия, в котором крайне нуждалась Красная Армия. Было отгружено продукции на сумму более 9 млрд долл.; в том числе: 11 тыс. самолетов, 7 тыс. танков и самоходных орудий, более 350 тыс. грузовых автомобилей, паровозы, различные боеприпасы, подшипники, продовольствие, тысячи тонн цветных металлов, ферросплавов, авиабензин и многое другое [Поставки Союзников по ленд-лизу… 1956].

В годы войны союзниками – политическим руководством СССР, Великобритании и США были достигнуты важные договоренности о послевоенном устройстве мира, обеспечившие мир в Европе во второй половине ХХ века, в частности – договоренность о создании Организации Объединенных Наций.

СССР заплатил за победу страшную плату – погибло почти 27 млн человек. Фашисты разрушили 1,7 тыс. городов и рабочих поселков, свыше 70 тыс. сел и деревень, 32 тыс. промышленных предприятий, 65 тыс. километров железнодорожных путей, разорили свыше 100 тыс. колхозов, совхозов и машинно-тракторных станций.

Война стала крайним напряжением всех сил. Закономерно, что в различных слоях советского общества солдаты и офицеры армии-победительницы не могли не задумываться – а как же будет устроена жизнь после войны? Многие из них были убеждены, что Сталин после войны колхозы отменит. Что это станет выражением благодарности крестьянам-солдатам за героизм в войне. В ЦК ВКП (б) поступали многочисленные сведения, что «слухи о ликвидации колхозов сейчас широко распространяются среди колхозников» (Курская область), крестьяне в Псковском районе спрашивали партийных работников – «Скоро ли распустят колхозы?». «Все ждут, что распустят армию по домам – колхозы отменят» (Пензенская область). По всей стране – от Пскова и Воронежа до Забайкалья распространялись слухи, что «в Америке, говорят, уже решили распустить все колхозы в СССР, Молотов потому и покинул конференцию в Сан-Франциско»; «Америка и Англия предъявили нашему правительству ультиматум – или распустите колхозы, или пойдем на Россию войной» [Зубкова, 2000. С. 62–63]. Слухи эти имели удивительно устойчивый характер, став важной социально-психологической характеристикой настроений и демобилизующихся солдат, и колхозников. Похожие антиколхозные ожидания встречались и среди генералитета [Пихоя, 1998. С. 51].

Война поколебала и прежнюю, довоенную систему управления страной. У войны свои жестокие законы. В управлении – военном, государственном, промышленно-экономическом – оказались нужны люди, добивавшиеся результата. Военные методы были нацелены на достижение немедленного результата и поэтому предполагали соответствующую систему выдвижения руководящих кадров. В эти годы действует принцип целесообразности, потеснивший номенклатурные приемы выдвижения руководителей.

Для Сталина уже в конце войны была ясна необходимость восстановления в полной мере прежней системы управления. Сохранение военных порядков подрывало основу номенклатурной (советской) системы управления. Поэтому отнюдь не случайно, что уже в 1946–1947 годах обрушились репрессии на генералитет Советской армии во главе с Жуковым, на директоров многих промышленных предприятий – директоров-генералов, связанных с армией, а позже, в 1948–1950 годах – и на значительную часть секретарей обкомов военных лет (так называемое «Ленинградское дело»).

9 февраля 1946 года Сталин выступил на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа Москвы. Пришла пора подводить итоги войны и наметить новые задачи в мирной жизни. Главный вывод Сталина: «Наша победа означает прежде всего, что победил наш советский общественный строй, что советский общественный строй с честью выдержал испытание в огне войны и доказал свою полную жизнеспособность, … что победил наш государственный строй» [Сталин, 1997. С. 7–8].

Вывод был очевиден: ничего менять не надо. Был положен конец всяким надеждам на перемены, на приспособление к радикально менявшемуся миру. Великая Отечественная война уникальна в истории нашей страны еще и потому, что за этой войной не последовали реформы. Если быть более точным, то реформы начались десятью годами позже, в середине 1950-х годов, однако они не затронули ни существенных основ экономического строя (как после Крымской войны), ни ее политического устройства (как произошло после русско-японской войны), ни, тем более, социально-политического строя (как произошло в ходе Первой мировой войны).

Победа в войне обеспечила иное. Она сохранила отечественную государственность. Она спасла существование и избавила от геноцида народы нашей страны. Она означала разгром политической системы, провозглашавшей право на уничтожение по расовому признаку.

И, наконец, она стала нашей Победой. Победой наших отцов и матерей, смертию смерть поправших, жизнь и здоровье положивших для избавления Отечества от «проклятой орды» завоевателей. Победой, ставшей, пожалуй, главным событием отечественной истории ХХ века.

Литература

Бушуева Т. Проклиная – попробуйте понять // Новый мир. 1994. № 12.

Великая Отечественная война. 1941–1945. Энциклопедия. М., 1985.

Данилов В.Д. Сталинская стратегия начала войны: планы и реальность // Другая война. М., 1996.

Документы внешней политики СССР. Т. 22. Кн. 1. 1 января – 31 августа 1939 года. М., 1992.

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. 1937–1939. Т.2. Январь-август 1939 года. М., 1981.

Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1969.

Зубкова Е. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953. М., 2000.

История советской политической цензуры. Документы и комментарии. М., 1997.

Нюрнбергский процесс. В 7 томах. Т. 3. М., 1961.

Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. М., 1998.

Поздеева Л.В. Ленд-лиз для СССР: дискуссия продолжается // Вторая мировая война. Актуальные проблемы. М., 1995.

Поставки союзников по ленд-лизу и другим путям во время Второй Мировой Войны. М.: Воениздат, 1956.

Скрытая правда войны: 1941 год. Неизвестные документы. М., 1992.

Сообщение ТАСС // Известия. 14 июня 1941. №139 (7515).

Сталин И.В. Сочинения. Т. 16. М., 1997.

Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. М., 1996.

[1] Поставки вооружений, стратегического сырья и материалов от союзников по ленд-лизу начались позже – с 1942 года, хотя соглашение о ленд-лизе было подписано в ноябре 1941 года.

[2] Постановление Совета народных комиссаров СССР от 14 сентября 1943 года № 993 «Об организации совета по делам Русской православной церкви».

[3] Государственный архив Новгородской области. Р – 1793. Оп. 1. Д. 24. Л. 4 об.

 70 лет назад закончилась Вторая мировая война. 70 лет назад свершилась историческая Победа советского народа в Великой Отечественной войне. Прошли десятилетия, но не только не меркнет слава победителей в борьбе с фашизмом, но нет-нет, да поднимаются дискуссии вокруг тех или иных проблем, связанных с началом, ходом и итогами войны. А ведь о всемирно-историческом значении Победы, об опыте и уроках борьбы с нацизмом написаны тысячи научных трудов, мемуаров, художественных произведений. Масштабы, геополитические итоги, сам смысл победы антигитлеровской коалиции таковы, что только фальсифицируя историю, переиначивая факты, можно утверждать противоречащее правде, морали, миропониманию и воле тех, кто спас человечество.

Вторая мировая война велась на территории сорока стран Европы, Азии и Африки. В нее было вовлечено 72 государства, 80% всего населения земли. Она унесла более 60 млн жизней. Самые значительные потери понесли народы Советского Союза [Новый Энциклопедический словарь, 2006. С. 216–218].

Когда мы вспоминаем трудные дороги к Победе, мы говорим о битвах под Москвой и Сталинградом, о Курской дуге и прорыве блокады Ленинграда, в целом об освобождении советской земли и Европы. За последними обобщениями такие огромные, даже по масштабам той невиданной войны, события, как форсирование Днепра, освобождение Кавказа, Крыма, Севастополя, Одессы, гигантские «котлы» под Витебском, Бобруйском, Могилевом, Корсунь-Шевченковская и Ясско-Кишиневская операции, полное освобождение Белоруссии, Украины, Прибалтики, Карелии, Заполярья, Северной Норвегии, переход за Вислу, а затем освобождение от фашистов Австрии, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии и, наконец, Германия, Берлин!

«Поклонимся великим тем годам,
Тем славным командирам и бойцам,
И маршалам страны, и рядовым,
Поклонимся и мертвым, и живым,
Всем тем, которых забывать нельзя,
Поклонимся, поклонимся друзья!»[1]

Поклонимся. И вспомним еще раз победителей – солдат, партизан, подпольщиков, участников антифашистского сопротивления. Вспомним под строки этой пронзительной песни, написанной поэтом-фронтовиком М. Львовым и девочкой из осажденного Сталинграда А. Пахмутовой. Поклонимся и обратимся к фактам, к урокам истории.

Когда началась Великая Отечественная война, понятно – 22 июня 1941 года. Но когда началась Вторая мировая война? Принято считать – 1 сентября 1939 года, с нападения Германии на Польшу. Однако этому предшествовали многие события. И здесь нередко «через запятую» перечисляют Мюнхенский сговор и пакт Молотова-Риббентропа. И эта «перекличка» с одной целью – Советский Союз тоже виновен в развязывании войны.

Американский историк Л. Фишер пишет, что «Невиль Чемберлен был невольным автором советско-нацистского пакта 23 августа 1939 года. Он породил политику умиротворения. Сталин был его соавтором». И, кажется, здесь есть некий взвешенный подход. Однако не будем забывать, что Запад в 1938 году не только сдал Гитлеру Чехословакию, но и, по сути, санкционировал аншлюс Германией Австрии. Есть в истории и другие факты. Так, например, Япония захватила Северо-Восточный Китай в 1931–1932 годах, а в 1937 году вторглась в центральную часть страны, потерявшей во Второй мировой войне 20 млн человек. Эта цифра даже не включается в общий подсчет жертв мировой бойни. Это не просто несправедливо, это – кощунство. В 1935 году Италия напала на Абиссинию. Германо-итальянская интервенция против Испании – 1936–1938 годы. В 1935 году в войну оказалась втянутой Эфиопия. Для Албании война началась в апреле 1939 года. Все это «выводится за скобки» с одной целью – утвердить точку зрения о равной ответственности за начало мировой войны Гитлера и Сталина, в том числе за раздел Восточной Европы. Об этом и других событиях того времени убедительно написано в книге известного историка и дипломата В.М. Фалина [Фалин, 2011]. При этом наши оппоненты не хотят говорить о том, что по существу нет исторических и юридических отличий в отторжении от России ее огромных западных территорий после Октября, гражданской войны и иностранной интервенции и присоединении их к СССР в 1939 году. Советский Союз отвечал на внешнеполитические вызовы вполне в духе господствовавших в то время (и, подчеркнем, не нами порожденных) «норм и правил».

Если обратиться к обвинениям СССР со стороны некоторых наших идеологически ангажированных бывших и нынешних сограждан, то следует напомнить, например, что один из крупнейших русских историков, основатель и лидер партии кадетов, министр иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюков, когда до предела обострилась ситуация на Дальнем Востоке, еще в 1932 году говорил в Париже: «Я считаю, что есть случаи, когда Советская власть действительно представляет интересы России. Пусть белогвардейцы хорошо подумают над тем, что они замышляют… Я считаю, что нам нужно желать, чтобы Советская власть оказалась достаточно сильной на Дальнем Востоке. Мы не в состоянии при нынешних условиях сами бороться за нашу землю. Становиться же на другую сторону баррикад было бы для нас преступно. Россия была, есть и будет» [Милюков, 1991. С. 16]. Так что давайте не будем блефовать, мешая антисоветские и антироссийские карты, нужно всегда иметь в виду общий контекст происходившего в мире, а говоря о начале войны, не забывать – кто на кого напал.

СССР вступал в войну, будучи по валовым показателям второй промышленной державой мира, имея крупнейший в Европе машиностроительный комплекс. Это, в конечном счете, предопределило военно-техническую победу над Германией. Вместе с тем размещение промышленности было таково, что буквально за несколько месяцев на оккупированной территории оказалась половина промышленного потенциала, металлургия была отброшена до уровня первой пятилетки, цветная металлургия и авиационная промышленность практически полностью оказались под врагом, а, к примеру, выпуск подшипников сократился в первый год войны в 21 раз.

Советская индустриализация была впечатляющей. В то же время недостаточной была техническая оснащенность заводов. Положение усугубляли репрессии против научных и инженерно-технических кадров, умножая трудности того, что объективно не удалось достичь в промышленности перед войной. На вооружении Красной Армии была преимущественно устаревшая техника. По некоторым видам оружия положение было просто катастрофическим: мало было автоматического оружия, производство боеприпасов в 1941 году отставало от выпуска пушек.

Требовалось не только перевести на военные рельсы производство в тылу, но и эвакуировать из западной части страны огромное количество заводов, наладить производство, причем способное производить самое современное вооружение, а значит, и организовать соответствующую требованиям войны научную, конструкторскую работу. Сделанное в этом отношении просто не поддается осознанию. Здесь был совершен сопоставимый с военным всенародный подвиг. Подвиг, организационно обеспечивавшийся предельно централизованным государственно-политическим управлением.

Уже в августе 1941 года танков в среднемесячном исчислении производилось больше, чем в 1940 году. Валовая продукция военной промышленности в декабре 1942 года превосходила показатели декабря 1940 года. Перед началом контрнаступления под Сталинградом превосходство противника в технике было сведено к минимуму. Перед нападением на СССР Германия вместе с оккупированными странами производила металла, угля, электроэнергии в 3–4 раза больше, чем Советский Союз, а к концу войны советская промышленность сумела производить современной военной техники почти в два раза больше, чем гитлеровская Германия и ее союзники. Общеизвестно и то, что усилиями советских ученых, конструкторов, инженеров и рабочих выпускалась техника, по тактико-техническим характеристикам или превосходившая, или не уступавшая технике противника.

В целом за военные годы было создано 3,5 тыс. новых заводов, цехов, производств, 7,5 тыс. было реконструировано. Конечно, во многом это были предприятия, работавшие по временным схемам, которые затем потребовали реконструкции. Но они выполнили свою задачу.

Подсчитано, отмечал итальянский исследователь Дж. Боффа, что на каждый млн киловатт-часов электроэнергии, или на каждую тысячу действующих станков, советская промышленность произвела самолетов, танков, орудий значительно больше, чем другие страны. При этом не будем забывать, что вместе с оборудованием на Восток удалось эвакуировать не более 30–40% заводских коллективов. В отдельных отраслях производства доля женщин и подростков превышала 60–70% [Боффа, 1994. С. 469–484; Егоров, 1998. С. 228–241]. Советский тыл совершил в годы войны, кажется, невозможное. Это и невиданный подвиг, и колоссальное перенапряжение всех национальных ресурсов.

Говоря об истоках, надо говорить и о цене Победы. И нельзя в данном случае еще раз не вернуться к тому факту, что СССР понес самые большие людские потери в годы войны. Но каковы они на самом деле?

К настоящему времени утвердилась цифра – 27 млн человек. А история появления этих данных такова. В 1946 году Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию злодеяний фашистов назвала количество людских потерь – 15 млн. Сталин ее исправил – 7 млн погибших. На волне разоблачения культа личности Хрущев обнародовал цифру 20 млн, но употребил при этом формулировку «война унесла жизни» такого количества советских людей. Брежнев в дни, когда отмечалось двадцатилетие Победы, сказал о том, что война унесла жизни свыше 20 млн. В ходе перестроечного пересмотра советской истории цифры назывались самые разные – все больше и больше. Горбачев остановился на той же формулировке – «унесла жизни», но уже 27 млн человек. В новой России этот вывод официально не пересматривался.

При подсчете жертв войны используются разные методики. Но в зарубежных странах, в отличие от нас, не учитываются косвенные потери, исчисляемые по среднестатистическим «до» и «послевоенным» данным, в том числе, например, такие, как падение рождаемости и увеличение смертности, количество эмигрантов, не вернувшихся после войны. При таком подходе, считают специалисты, людские потери Советского Союза – это примерно 16 млн человек. Прямые военные потери – 11,5 млн, включая около 4 млн замученных и умерших в фашистских концлагерях; 4,5 млн погибших – это гражданское население[2]. Однако, какие цифры ни бери, – все это огромные, невосполнимые потери, величайшая трагедия народа.

1418 дней войны… Войны самой тяжелой, самой страшной. Страна по сути только-только оправилась от потерь Первой мировой, гражданской войны и иностранной интервенции, вела масштабную индустриализацию. Огромная работа была проведена по ликвидации неграмотности, подготовке инженерных и рабочих кадров. Но в экономическом и военном отношении мы не были готовы так, как хотелось бы, к противостоянию гитлеровской Германии, ее союзникам, ресурсам практически всей порабощенной фашистами Европы. Никогда не забудем и последствия сталинской коллективизации. И не только для экономики сельского хозяйства. Коллективизация нанесла огромный урон крестьянству, погубила его наиболее предприимчивую часть, искорежила коренные устои народной жизни большинства населения страны. Политические репрессии 1930-х годов привели, в том числе и к тому, что Красная Армия не была к началу войны укомплектована должным образом командирскими кадрами.

В 1936–1938 годах было расстреляно, брошено в тюрьмы и лагеря большинство военачальников Красной Армии высшего состава: 3 из 5 маршалов; 4 из 6 командармов и флагманов флота 1-го ранга; все 12 командармов 2-го ранга; 60 из 67 командиров корпусов; 136 из 199 командиров дивизий; 221 из 397 командиров бригады; 76 из 81 политработников этих же уровней; войска лишились примерно половины командиров полков. К началу войны около 75% командиров полков и дивизий занимали свои должности менее года. С 1936 по 1940 годы число офицеров с высшим образованием сократилось в два раза [Кулешов, Волобуев, 1991. С. 251].

Вот где причины военного кошмара 1941 года, несоизмеримых с противником потерь в первом году войны. Абсолютное большинство советских военнопленных – военнопленные 1941 года. А такие, например, объяснения, как внезапность нападения фашистской Германии, не выдерживают критики.

СССР вступал в войну без союзников, имея перед собой отлаженную гитлеровскую военную машину и, подчеркну, армию, на которую работала по существу вся европейская экономика. Будущая антигитлеровская коалиция складывалась трудно. Сказывались, разумеется, и идеологические противоречия между коммунистической Россией и Западом. Однако (история это подтвердила и подтверждает) корни проблем лежали в стратегических экономических, территориальных, военно-политических интересах уже втянутых и втягивавшихся в войну стран. Второй фронт, обещанный в 1942 году, был открыт лишь летом 1944 года. Основную тяжесть войны с фашизмом несла наша страна.

Войну против СССР фашисты начинали, конечно, и по экономическим, и по военно-политическим, и по идеологическим соображениям. Не будем, однако, забывать, что в основе всех поползновений лежал биологический расизм и национализм. Война велась на уничтожение целых народов. Прежде всего – евреев, цыган, славян. Гитлер прямо называл свою политику политикой «обезлюживания, устранения целых расовых единиц». Войну можно объявить Отечественной, но таковой, по сути, она становится, только пройдя через сознание, психологию, через саму душу народа.

Советские люди и на фронте, и в тылу в своем большинстве тогда не знали многих конкретных документов и фактов. Но они с самого начала чувствовали, поняли, что пришла война за само национально-историческое существование. Война каждым днем учила пониманию того, что ждет нас, если не остановить врага, не победить. По плану «Барбаросса», например, предполагалось – не больше и не меньше – затопить Москву и ее окрестности, чтобы «навсегда скрыть от цивилизованного мира столицу русского народа»[3]. И Великая Отечественная война еще раз показала, какое значение в нашей национальной жизни имеет феномен, именуемый патриотизмом. Без осознания этого никому и никогда не понять саму философию истории и культуры России.

Для большинства советских людей первые дни войны были переполнены разными чувствами. Все понимали: пришла большая война. Однако большинство надеялось на скорую победу, пропаганда доктрины о ведении войны «малой кровью на чужой территории» сработала. Тем страшнее и трагичнее входила война в каждый дом, начавшаяся с поражений. Вздохнуть с облегчением люди смогли только в конце 1941 года – после битвы под Москвой. В. Высоцкий четверть века спустя буквально прохрипел от имени поколения отцов [Высоцкий, 1994. С. 410]:

«Наконец-то нам дали приказ наступать.
Отбирать наши пяди и крохи, –
Но мы помним, как солнце отправилось вспять
И едва не зашло на востоке».

Были в то тяжелейшее время и другие чувства, ожидания, о которых тоже надо помнить. Советских людей воспитывали так, что многие искренне считали: немецкий пролетариат чуть ли не восстанет, если фашисты осмелятся напасть на первое рабоче-крестьянское государство. В неизбежности войны с фашизмом, пожалуй, большинство советских людей не сомневалось. Та же борьба Республиканской Испании стояла перед глазами. Но Гитлер напал, а Германия не восстала.

Советских людей воспитывали в духе пролетарского интернационализма. О Германии всегда говорили как о стране великой культуры, глубоких демократических и революционных традиций. Да, война своим жестоким ходом многое заставляла переосмысливать. Да, были поэтами воспетые призывы – убить не только фашиста, немца убить. Но даже понятное военное ожесточение не привело к тому, чтобы возникли массовые антинемецкие настроения на этническом уровне. Замечательный татарский поэт Муса Джалиль в декабре 1943 года в Берлинской тюрьме Моабит, где он находился как военнопленный, и погиб, писал [Джалиль, 1969. С. 175]:

«И это страна великого Маркса?!
Это бурного Шиллера дом?!
Это сюда меня под конвоем
Пригнал фашист и назвал рабом?!»

Россия даже на грани общенациональной катастрофы не скатилась к национализму, осталась на высоте многовековой культуры. Историческое возмездие и месть – не одно и то же. И. Эренбург в марте 1945 года писал: «Для меня – для советского гражданина, для русского писателя, для человека, который видел Мадрид, Париж, Орел, Смоленск, – для меня величайшее счастье топтать эту землю злодеев…». Но 14 апреля 1945 года в газете «Правда» появилась официальная статья, написанная, судя по воспоминаниям Эренбурга, по указанию Сталина. Лейтмотив ее – не надо упрощать. «Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается»[4]. Это была позиция Советского Союза. Это была политическая установка для армии, добивавшей злейшего врага в его доме.

Сегодня, к сожалению, эти уроки, уроки об опасности национализма, национальной исключительности, нацизма вновь обрели свою актуальность. Увы, в том числе и в некоторых государствах – бывших советских республиках.

История учит тому, что только объединенными усилиями нардов можно по-настоящему эффективно противостоять силам, возомнившим себя избранными, властителями истории. И надо помнить и повторять многозначительные уроки такого уникального феномена, как Антигитлеровская коалиция. В ее истории особое значение имеет Декларация Объединенных наций, подписанная 1 января 1942 года, а также конференции руководителей СССР, США, Великобритании, на которых обсуждались и согласовывались совместные действия, судьбы послевоенного мира.

И вот что тоже, безусловно, важно. Для понимания не только истории, но и дня сегодняшнего. Всегда было хорошо известно о немалых сложностях, противоречиях, сопровождавших работу Конференций – в том числе по таким глобальным вопросам, как открытие Второго фронта, послевоенное мироустройство. Политики, конечно, не строили иллюзий относительно судеб, единства коалиции после войны. Однако, думаю, мало кто предполагал, что за распадом коалиции непременно последует прямая, тем более сознательная конфронтация. Но из рассекреченных английских документов стало известно, что не только распад коалиции, а война против нас замышлялась еще до Победы над Германией. В апреле 1945 года по указанию Черчилля начал разрабатываться план операции о нападении на СССР. Он не был осуществлен, хотя вся послевоенная политика бывших союзников по отношению к Советскому Союзу велась в его духе.

Вместе с тем, мы всегда будем помнить антифашистское единение народов. Мы никогда не должны забывать, что по линии того же ленд-лиза (а это одно из самых значительных направлений антифашистского сотрудничества) Соединенными Штатами была оказана огромная помощь Великобритании, СССР и ряду других стран. По ленд-лизу СССР получил свыше 4% вооружения, различной техники, сырья, продовольствия, других товаров, которые были нам так необходимы для победы над врагом. Иногда говорят, что мы бы справились и без этих поставок. Это, конечно, так. И факт, что более 70% всего, что мы получили, мы получили в 1943–1945 годах, после перелома в войне. Но надо понимать, что их отсутствие обернулось бы дополнительными большими трудностями и потерями. Поставки по ленд-лизу – это 13% нашего авиапарка в годы войны, 12,3% танков, 2,7% орудий и минометов, 64% автопарка, 2,7% бензина[5]. Данное соглашение сыграло важную роль и в значительной степени содействовало успешному завершению войны против общего врага[6].

8 мая 1945 года в 22 часа 43 минуты было завершено подписание Акта о безоговорочной капитуляции Германии. В Москве уже было 9 мая. От Советского Союза Акт был подписан Г.К. Жуковым – Маршалом Победы, как его назвал народ. Долгожданная, тяжелейшая, великая Победа!

А перед глазами солдат победившей армии, возвращавшихся домой, перед глазами партизан и подпольщиков, тружеников тыла, женщин, детей, стариков лежала огромная страна – истерзанная, измученная; значительная часть страны была разгромлена и разорена. В руинах и пепле лежали 1710 городов и поселков, более 70 тыс. деревень, почти 32 тыс. промышленных предприятий, свыше 100 тыс. колхозов, совхозов, машинно-тракторных станций[7]. И впереди были годы тяжелейшей работы. Это еще один подвиг народа – восстановление разрушенного, создание могучей державы, обеспечение военно-стратегического баланса с Западом.

И все это то, что не дано стереть годам, что должно навсегда оставаться в памяти благодарных потомков. В живой памяти.

«Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, –
Речь не о том, но все же, все же, все же…» [Твардовский, 1978.]

И пока звучит в нас это выстраданное – «все же, все же» – до тех пор и жива наша память, наша совесть.

Литература

Боффа Дж. История Советского Союза. В двух томах. Т. 1. М.: Международные отношения, 1994.

Высоцкий В.С. Сочинения. В двух томах. Т. 1. Екатеринбург: Уральский дом «Посылторг», 1994.

Джалиль Муса. Моабитская тетрадь. М.: Художественная литература, 1969.

Егоров В.К. Многоликая Россия: ХХ век. М.: Воскресенье, 1998.

Кулешов С.В., Волобуев О.В. Наше Отечество. Опыт политической истории. Часть 2. М.: ТЕРРА, 1991.

Милюков П.Н. Воспоминания. М.: Политиздат, 1991.

Новый Энциклопедический словарь. М.: РИПОЛ классик, Большая Российская энциклопедия, 2006.

Твардовский А.Т. Собрание сочинений. В шести томах. Т. 3. М.: Художественная литература, 1978.

Фалин В.М. Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? М.: Вече, 2011.

[1] Поклонимся великим тем годам // http://mspu.org.ua/poetry/9059-poklonimsya-velikim-tem-godam.html

[2] К вопросу о масштабах людских потерь СССР в Великой Отечественной войне (в поисках истины) // http://mir-politika.ru/301-lyudskiepoteri.html

[3] Битва под Москвой // http://bitva-pod-moskvoy.ru/

[4] Товарищ Эренбург упрощает // http://mexalib.com/view/197546

[5] Ленд-лиз. Мифы и реальность // http://statehistory.ru/35/Lend-liz—Mify-i-realnost/

[6] Спасительный ленд-лиз // http://nvo.ng.ru/history/2001-10-12/5_land_lize.html

[7] Советский Союз в годы Великой Отечественной войны (1941—1945) // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Bohan_3/32.php

 После выхода в свет в 1984 году документальных очерков «У войны не женское лицо» белорусской писательницы Светланы Алексиевич с рассказами женщин, участвовавших в Великой Отечественной войне, название книги стало нарицательным. Оно подчеркивает горькую несоразмерность всеразрушающей жестокости войны и жизнеутверждающего женского начала. Однако в современных реалиях все чаще приходится сталкиваться с тем, что женщины разными путями вовлекаются в боевые действия. Более того, у войны всегда были и сохраняются женские имена.

Такие имена войны появились в глубокой древности. Женская ипостась была присуща богам войны в разных мифологиях. Часто функция Богини войны совмещалась с функцией Богини-матери. И так как война в мифологической картине мира связывалась с творением Космоса из Хаоса, то божественной задачей становилась защита творения. Потому агрессивность и воинственность этих богинь дополнялась атрибутами сексуальности и плодородия.

Одной из первых богинь войны в египетской мифологии была Сехмет (Могучая), дочь Ра, жена Птаха, мать бога растительности Нефертума. В мифе о том, как Ра покарал человеческий род за грехи, она истребляла людей, пока бог хитростью не остановил ее. Сехмет вместе с богиней-коброй Уто и богиней царской власти Нехбет охраняла фараона, а во время битвы повергала врагов к его ногам. Ее вид наводил ужас на противника, а огненное дыхание уничтожало все. Обладая магической силой, Сехмет могла убить человека или напустить на него болезнь. Гнев богини приносил мор и эпидемии, но одновременно она являлась богиней-целительницей, покровительствовавшей врачам. В индуизме богиня войны Кали – это и Богиня-мать, и символ разрушения. Гуркхи, представлявшие с начала XIX века непальских добровольцев в британских колониальных войсках, отличались исключительным бесстрашием и неумением отступать в бою. Их боевой клич «Jai Mahakali, Ayo Gorkhali!» переводится как «Слава Великой Кали, идут гуркхи!». Культ богини Нанэ (Нанэа), дочери Арамазда, верховного божества в древнеармянском пантеоне, переплетался с культом Богини-матери Анахит. Нанэ были присущи функции богини войны, но вот о том, что она чтилась и как Великая мать, говорит нарицательное значение имени Нанэ в народной речи – бабушка, мать.

Женщины – богини войны при всей их беспощадности отличались от мужских богов войны. В греческой мифологии богиня честной и справедливой войны Афина Паллада была в первую очередь защитницей от врагов. Хотя война находилась в компетенции Ареса, Афине это не мешало вмешиваться в ход военных действий. К тому же Apec был богом войны ожесточенной, а она считалась богиней стратегически выверенных военных действий, которые обязательно приводят к победе, в отличие от войн Ареса. Как богиню победоносной войны, греки называли ее Афина Нике (Афина-Победительница). Еще больше, чем от Ареса, было у Афины отличий от его спутницы, дочери или сестры Энио – богини неистовой войны, вносящей сумятицу в ряды сражающихся, вызывающей в них ярость.

Культы богов войны у различных народов сливались или идентифицировались по мере складывания союза племен вокруг самого сильного племени. Эти культы вбирали в себя черты племенных богов покоренных племен часто из прагматических соображений, чтобы переманить богов бывшего противника и лишить их божественного покровительства. Так, римский диктатор Луций Корнелий Сулла соединил культы малазийской Богини-матери Ма и сабинской богини Беллоны, даже имя которой произошло от bellum или duellum – «война». Сулла символично свое первое заседание сената в 82 году созвал именно в храме Беллоны [Утченко, 1969. С. 41].

Соединения образов различных богинь войны в один известны в разных традициях. Так, сразу несколько богинь войны и разрушения были в ирландской мифологии. Бадб – богиня войны, смерти и сражений, появление которой во время битвы вселяло в воинов отвагу и безумную храбрость, а отсутствие богини вызывало неуверенность и страх. Морриган – грозная богиня войны и смерти на поле боя, которая воспринималась как богиня, имеющая три ипостаси и отождествляемая с другими богинями войны: Махой, Бадб и Немаин.

Косвенным признаком продолжающегося и в более позднее время почитания богинь войны может служить то, что их именами люди не стали называть оружие. Ведь это был не небесный, а земной продукт, который мог дать сбой в ходе военных действий, а божественная сила всегда должна проявляться без промаха, только тогда в нее можно верить. Поэтому орудия стали получать имена обычных, земных женщин. Первой такого имени удостоилась немецкая 420-мм мортира, названная «Большой Бертой» или «Толстушкой Бертой» (нем. «Dicke Bertha»). Она была разработана в 1904 году и введена в производство на заводах Круппа в год начала Первой мировой войны. Свое имя мортира получила в честь внучки «пушечного короля» Альфреда Круппа, бывшей в то время хозяйкой этого оружейного концерна [Манчестер, 1971]. Во время Первой мировой войны немецкие войска использовали «Берты» при осаде крепостей противника, поэтому мортиры от воинов стран Антанты получили название forts killers («убийцы фортов»). Известны колоссальные разрушения, нанесенные «Бертами» Льежу в 1914 году и Вердену в 1916 году. В конце 1930-х годов фирмой «Крупп» было разработано сверхтяжелое железнодорожное артиллерийское орудие «Дора», предназначенное в первую очередь для разрушения укреплений линии Мажино и фортификаций на границе Германии и Бельгии. Названо оно было в честь жены главного конструктора. Это орудие применялось при штурме Севастополя в 1942 году. Есть данные о его использовании при подавлении Варшавского восстания в сентябре-октябре 1944 года.

Женские имена давались орудиям и в СССР. Самое известное среди них – «Катюша» появилось в годы Великой Отечественной войны для наименования бесствольных систем полевой реактивной артиллерии (сначала БМ-13, а позже БМ-8, БМ-31). Популярность прозвища оказалась настолько большой, что «Катюшами» в разговорной речи стали именовать и послевоенные реактивные системы залпового огня на автомобильных шасси [Дегтярев, Ионов, 1991]. Любопытно, что до настоящего времени неизвестно происхождение этого поистине народного названия. Кто-то связывает его с одноименной и всеми любимой песней. Можно предположить, что название происходит от индекса «К» на корпусе миномета, выпускавшегося воронежским заводом имени Коминтерна. Фронтовики любили давать прозвища оружию. БМ-13 бойцы первоначально окрестили «Раисой Сергеевной», расшифровывая сокращение РС – «реактивный снаряд». Среди версий происхождения прозвища «Катюша» обязательно встречаются предположения лирического характера, связывающие это название с именем любимой девушки, которое молодой боец написал на БМ-13. В годы войны были и другие женские имена у советского оружия. Так, минометные установки назывались «Маруся», что объяснялось как производное от МАРС, минометной артиллерии реактивных снарядов [Лукницкий, 1988. С. 193].

Связи войны и материнства многообразны. Войны сражаются и умирают с именем своих матерей на устах. Однако, когда именем матери называется смертоносное оружие, это вызывает внутренний протест у многих людей. Но не у Пола Тиббетса, пилота стратегического бомбардировщика Boeing B-29 Superfortress армии США, сбросившего 6 августа 1945 года атомную бомбу «Малыш» (англ. Little Boy) на японский город Хиросима. Он дал этому самолету имя своей матери Enola Gay. Тиббетс никогда не раскаивался в своем поступке, хотя в прессе периодически появлялись сообщения о его самоубийстве. Возможно, у других людей плохо укладывалось в сознание совмещение имени матери летчика и огромное количество жертв взрыва той ядерной бомбы.

Несмотря на несовместимость женского образа и смертоносного оружия, практика давать женские имена средствам вооружения есть в разных армиях[1]. Сейчас в распоряжении Вооруженных Сил Российской Федерации находятся установки и средства, имеющие названия, которые отсылают к женским именам: «Берта» – возимый УКВ радиоприемник Р-313М; «Валерия» – станция радиотехнической разведки и пассивной локации (СРТР); «Лариса» – автоматическая система речевого подсказа на экспортных БМП-3; «Наташа» – тактическая атомная авиабомба 8У49; «Светлана» – аэрофинишер С-2; «Татьяна» – тридцатикилотонная тактическая атомная бомба 8У69 («изделие 244Н», заряд РДС-4Т); «Татьяна» – зенитная управляемая ракета 215 (207Т) со специальной боевой частью. И как проект – «Юлия», разведывательный беспилотный летательный аппарат. Конечно, все эти названия не поэтизируют женские образы, а чаще всего отражают практику наименования по литере модификации орудия.

Любая война включает в себя периоды тишины. И тогда у воюющих появляется возможность хотя бы мысленно восстановить связи с близкими, любимыми. Самым поэтичным упоминанием женских имен в военное время, естественно, было песенное. Любопытно, что почти во всех популярных песнях в годы Второй мировой войны, у которых в названии есть женское имя, прослеживается преемственность с довоенным периодом, а часто и с событиями Первой мировой войны. Пожалуй, первое место по широте распространения по обе линии фронта следует отдать песне «Лили Марлен» (нем. Lili Marleen) [Васильченко, 2011]. Автором текста, появившегося во времена Первой мировой войны, был школьный учитель Ханс Лайп. Стихи сложились у него, когда он стоял на часах в Берлине перед отправкой на Восточный фронт в начале 1915 года, а Лили и Марлен были реальными девушками, знакомыми солдата – дочерью бакалейщика и медсестрой. В 1938 году стихотворение «Песня молодого солдата на посту» было положено на музыку Рудольфом Цинком. Позже в обработке композитора Норберта Шульце, придавшего музыке маршевый характер, песня уже стала известна как «Лили Марлен». Образы двух разных девушек слились в один и потеряли черты своих прототипов, что позволяло каждому мужчине, слышавшему эту мелодию, представлять свою собственную героиню, нежную, трепетную, ждущую его одного. С 18 августа 1941 года, когда запись песни была транслирована оккупационной германской радиостанцией «Солдатское радио Белграда», эта музыка набирала все большую популярность. А попытки нацистских властей запретить песню из-за антифашистских связей ее исполнителей Лале Андерсен и Марлен Дитрих не имели никакого успеха. С 1941 года песню пели и солдаты западных армий, сражавшихся с гитлеровской Германией. Чтобы не было упреков в том, что они делают это на немецком языке, были выполнены переводы в общей сложности на 48 языков, включая иврит и латынь. Кроме того, песня была орудием антифашисткой пропаганды среди немецких солдат, поскольку по союзническому радио на немецком языке передавалась антивоенная и антинацистская версия «Люси Маннхейм» о том, как Лили Марлен пишет своему любимому письмо на фронт. Тест заканчивался пожеланием увидеть Гитлера, который во всем виноват, висящим на фонарном столбе.

Другой, не менее популярной немецкой песней с женским именем, в годы войны была «Розамунда». Однако у этой мелодии есть чешские корни. Ее автор композитор Яромир Вейвода в 1927 году создал инструментальную пьесу «Модржанскую польку». А популярность к мелодии пришла после того, как в 1934 году песенник Клаус Рихтер сочинил к ней немецкие слова. Обе песни настолько рьяно соперничали друг с другом, что даже родилась поговорка о том, что у каждого немецкого солдата, от генерала до рядового, есть две жены – Розамунда и Лили Марлен. Так же, как и «Лили Марлен», «Розамунду» пели в войсках западных союзников, но до славы «Лили Марлен» ей было очень далеко. А вот в Советском Союзе песня приобрела множество поклонников уже после войны, когда ее услышали на трофейных патефонных пластинках.

В отличие от «Лили Марлен» или «Розамунды», пик популярности которых пришелся на военные годы, советская песня «Катюша» Матвея Блантера и Михаила Исаковского, впервые прозвучавшая 27 ноября 1938 года в исполнении Валентины Батищевой в Колонном зале Дома Союзов под аккомпанемент оркестра Виктора Кнушевицкого, имеет множество поклонников и в наши дни. Но именно в военное время она сыграла уникальную мобилизующую роль. Существует версия, что именно из-за этой песни солдаты во время Второй мировой войны дали прозвище «Катюша» боевым машинам реактивной артиллерии серии «БМ» [Первушин, 2007]. В 1943–1945 годы красноармейцы часто напевали и такой куплет:

Пусть фриц помнит русскую «Катюшу»,
Пусть услышит, как она поет:
Из врагов вытряхивает души,
А своим отвагу придает!

Международная популярность «Катюши» исключительно велика: есть ее переводы и варианты текстов на разных языках. Во время оккупации Греции фашистскими войсками «Катюша» была гимном Народно-освободительной армии. В Италии известны «Катарина» и «Fischia il vento» («Свистит ветер»), в Израиле – «Катюшка», впоследствии переведенная на французский язык под названием «Казачок».

Популярность военных песен, носящих женские имена, была вызвана и тем, что в них пелось не о конкретных женах, любимых девушках, а о собирательном образе, одновременно нежном, любящем и сильном. Именно таким был образ смуглянки – девушки-партизанки времен Гражданской войны из песни, которая была частью сюиты, посвященной Григорию Котовскому и созданной композитором Анатолием Новиковым и поэтом Яковом Шведовым в 1940 году по заказу ансамбля Киевского особого военного округа. Но оказалось так, что в довоенные годы песню не исполняли. И лишь в 1944 году ее спел Краснознаменный ансамбль красноармейской песни и пляски СССР в Концертном зале имени Чайковского. Радиотрансляция концерта обеспечила песне самую широкую аудиторию и любовь слушателей. Содержание песни стали понимать как рассказ о тех, кто боролся за освобождение Молдавии в Великую Отечественную войну. В 1973 году песня была использована в кинофильме «В бой идут одни «старики»», где один из главных героев фильма знакомит с этой песней свою эскадрилью [Гончарова, 2010].

Не только музыкальные, но и визуальные собирательные женские образы обеспечивали приближение Победы. Автором пронзительного советского плаката «Родина-мать зовет» был художник Ираклий Тоидзе. Позировала для образа Родины-матери жена художника Тамара, в жилах которой текла испанская, немецкая, польская и еврейская кровь. И несомненно, этот обобщающий фактор подчеркивал единство всех советских женщин-матерей с судьбой своей родной земли в час суровых испытаний. Принципиально иным оказался собирательный образ американской женщины, вносящей вклад в победу над фашизмом. Хотя среди американок были и непосредственные участницы боевых действий, образ работающей на военном предприятии девушки – «клепальщицы Рози» (англ. Rosie The Riveter) воплотил женщин, трудящихся на заводах, которые делали продукцию для фронта. Американка Джералдин Дойл оказалась знаменитой после того, как ее фотография попала в репортаж, который агентство United Press International сделало в разгар Второй мировой войны на оборонном заводе компании Westinghouse Electric, расположенном в штате Мичиган. Это фотохудожник Джей Говард Миллер использовал для своего пропагандистского плаката, призывавшего женщин заменить на производстве мужчин, мобилизованных в армию. В начале 1942 года в США появилась песня «Рози-клепальщица» о девушке, работавшей на заводе. И несмотря на то, что песня не имела никакого отношения ни к фотографии, ни к плакату, в массовом сознании эти два образа – визуальный и песенный – слились в единый. О деперсонализации образа и стремлении передать посредством него общее чувство ответственности женщин США за их вклад в победу, говорило и то, что Джералдин Дойл отрицала собственную роль прототипа героини песни. Да и о самом плакате она узнала лишь в 1984 году, когда этот постер превратился в один из символов феминистского движения Америки. И Дойл увидела его в глянцевом журнале «Modern Maturity».

Если образ «клепальщицы Рози» имел пропагандистско-мажорный характер, то представление о «девушках-канарейках» отражало тревогу за хрупкое женское здоровье, поверженное из-за войны новым рискам. Выявилось пагубное воздействие на женскую кожу тринитротолуола (ТНТ), который наиболее широко применяется для снаряжения снарядов и фугасных авиабомб. Выражение «девушки-канарейки» появилось в Соединенном Королевстве еще в годы Первой мировой войны потому, что влияние ТНТ на организм является токсичным, в результате кожа может окраситься в оранжево-желтый цвет, напоминающий оперение канарейки. В то время женщинам, заменившим мужчин на вредных работах, приходилось работать без какой-либо адекватной защиты, а производство взрывчатки было особенно опасным. Многие из работниц заболевали, в дальнейшем оказывались бесплодными. В Англии и Канаде таких девушек также называли munitionettes. На профиль их занятости на военных предприятиях указывает то, что английское слово ammunition, также как французское munition, немецкое Munition, итальянское Munizione, польское amunicja означают боеприпасы, а не снаряжение. Поэтому они выпускали именно боеприпасы, а не изготавливали воинскую амуницию, что было бы гораздо ближе к специфике женского труда.

В двух мировых войнах прошлого столетия и множестве региональных вооруженных конфликтов на многих позициях, в том числе на огневых рубежах, женщины сражались рядом с мужчинами. И в то же время у каждого из воинов дома оставались самые близкие женщины – матери, жены, невесты, сестры, дочери. И женские имена на войне, выраженные в боевом оружии, песнях, плакатах и прочем, напоминали воюющим о любимых, пробуждали рыцарские чувства, давали силы для того, чтобы биться до последнего вздоха и за своих родных женщин, и за Родину-мать.

Литература

Васильченко А.А. «Лили Марлен» и другие. Эстрада Третьего рейха. М.: Вече, 2011.

Гончарова Ю. «Смуглянку» не пускали на фронт // Московский комсомолец. 5 мая 2010.

Дегтярев П.А., Ионов П.П. «Катюши» на поле боя. М.: Воениздат, 1991.

Лукницкий П.Н. Сквозь всю блокаду. Л.: Лениздат, 1988.

Манчестер У. Оружие Круппа. История династии пушечных королей. М.: Прогресс, 1971.

Первушин А.И. Красный космос. Звездные корабли Советской империи. М.: Яуза, Эксмо, 2007.

Утченко С.Л. Древний Рим. События. Люди. Идеи. М.: Наука, 1969.

Hall E. Canary Girls and Stockpots. Luton: WEA (Workers’ Educational Association) Luton Branch, 1977.

[1] Электронный справочник названий российского (советского) оружия // http://www.vrazvedka.ru/main/learning/glossary-02.html